– Если бы я была не права, ты бы так не злился.
– Конечно, я зол! Мы с братьями лезли вон из кожи. Я только что отказался от лучшей гонки в моей карьере. У меня на руках ребенок, который иногда смотрит на меня как на врага, а иногда – так, словно я его спаситель. Господи помилуй, да я…
– И труднее быть его спасителем, чем врагом?
«Точно в цель», – подумал Кэм, и его возмущение только усилилось. Откуда она столько знает, черт побери?!
– Повторяю тебе: для парня будет лучше, если всех нас оставят в покое. Ему нужны ботинки? Я куплю ему эти чертовы ботинки.
– А что ты собираешься делать с его страхом? От этого страха невозможно откупиться!
– Сет справится. – Кэм уперся, и теперь уже ничто не могло заставить его отступить.
– Справится? – Несмотря на все ее усилия, гнев вспыхнул, на секунду сжал ей горло, но затем слова полились бурным потоком. – Только потому, что тебе так хочется? Потому что ты ему прикажешь? Ты понимаешь, что значит жить с таким страхом? С таким стыдом? Когда пытаешься закупоривать его в себе, а он все равно брызжет ядовитыми каплями, даже если кто-то, кого ты любишь, хочет прикоснуться к тебе? Ты ничего этого не знаешь, а я знаю. Я точно знаю!
Анна рванула дверцу автомобиля, зашвырнула внутрь портфель, но Кэм схватил ее за руку:
– Подожди минуту…
– Убери руки! Немедленно отпусти меня! Но Кэм не подчинился – потому что она дрожала. Где-то во время спора ее профессиональное раздражение перешло в личную ярость, а он и не заметил.
– Анна, я не могу отпустить тебя в таком состоянии. Я только недавно потерял дорогого мне человека и не хочу, чтобы это случилось снова.
– Со мной все в порядке, – она глубоко вздохнула, чтобы успокоиться. – Я вполне способна довести машину до дома. А когда ты будешь способен разумно обсудить возможность психологической консультации, позвонишь мне в офис и запишешься на прием.
– Послушай, почему бы нам не прогуляться? Нам обоим необходимо остыть, успокоиться.
– Я абсолютно спокойна! – Анна скользнула в машину и чуть не прищемила ему пальцы дверцей.
Когда она уехала, Кэм выругался. Ему страшно хотелось догнать ее, вытащить из машины и закончить этот дурацкий спор. Но он сказал себе, что гораздо лучше просто вернуться в дом и забыть об этом разговоре. Забыть о ней.
А потом Кэм вспомнил ее затравленный взгляд, ее голос, когда она сказала, что знает этот страх, этот стыд. Он понял, что кто-то причинил ей боль. И в этот момент все остальное перестало быть важным.
Анна захлопнула дверь своей квартиры, скинула туфли и швырнула их через всю комнату. Если уж в ней вспыхивал гнев, он не остывал, откипев. Он бурлил и булькал, как на медленном огне, а затем выплескивался наружу.
Дорога домой вовсе не остудила Анну; наоборот – дала время ее кипящим чувствам достичь пика.
Портфель полетел на диван, за ним последовал жакет. Невоспитанный, упрямый, ограниченный мужлан! Анна вцепилась в волосы на висках и изо всех сил дернула. Почему она решила, что сможет достучаться до него?! Почему решила, что именно этого хочет?
Услышав стук в дверь, Анна застонала. Наверняка соседка хочет поделиться последними новостями или посплетничать.
Ну нет! У нее сейчас не то настроение.
Полная решимости ни с кем не общаться, пока не сможет разговаривать цивилизованно, Анна начала выдергивать шпильки из волос.
Стук повторился, на этот раз более громкий.
– Ну хватит, Анна! Открой эту чертову дверь! От ярости у нее зазвенело в ушах. Так значит Кэм преследовал ее до самого дома? Ему хватило наглости явиться сюда и думать, что она ему обрадуется? Вероятно, он настолько уверен в своей неотразимости, что не сомневается: она, ошалев от похоти, немедленно прыгнет на него. Ну что ж, его ждет сюрприз!
Анна подошла к двери и распахнула ее.
– Ты, сукин сын…
Кэму хватило одного взгляда на ее раскрасневшееся разъяренное лицо, спутанные волосы, сверкающие жаждой мести глаза, чтобы понять: было бы извращением найти все это возбуждающим. Но в таком случае он наверняка извращенец…
– Давай! – предложил Кэм, взглянув на ее сжатый кулак. – Но учти: если ты меня изобьешь, тебе придется писать сочинение из пятисот слов о насилии в нашем обществе.
Анна угрожающе зашипела и попыталась захлопнуть дверь перед его носом. Однако Кэм оказался проворнее, обхватил край двери и навалился на нее всем телом.
– Я только хотел убедиться, что ты нормально добралась до дома. А поскольку все равно оказался по соседству, то подумал, что с тем же успехом мог бы подняться к тебе.
– Я хочу, чтобы ты убрался. Очень далеко! Признаться, я была бы не прочь, чтобы ты убрался прямо в ад.
– Понятно. Но прежде, чем я отправлюсь в это путешествие, дай мне пять минут.
– Я уже уделила тебе достаточно много времени.
– Тогда что изменят еще пять минут? Чтобы покончить с перепалкой, Кэм надавил на дверь – чем разъярил ее еще больше – и вошел.
– Если бы не Сет, я немедленно вызвала бы полицию, и тебя бы швырнули в тюрьму!
Кэм кивнул. На своем веку он повидал много разъярённых женщин и знал, что с ними надо проявлять осторожность.
– Да, и это я понял. Послушай…
– Я не желаю тебя слушать! – Анна все-таки двинула его в грудь, правда, после этого разжала кулаки. – Ты упрямый осел, ты меня оскорбил, так что я вовсе не обязана тебя слушать.
– Хорошо, беру обратно свои слова насчет бюрократического ничтожества. Я понимаю…
– Ни черта ты не понимаешь! – перебила Анна. – Ты мотаешься по свету, играя в свои рискованные игры, потом являешься сюда и воображаешь, что лучше всех знаешь, как помочь десятилетнему мальчику, с которым и месяца не знаком.
– Это не игры. Это моя профессия! – взорвался Кэм, моментально забыв о своих мирных намерениях. – И чертовски хорошая профессия. И я действительно знаю, что лучше для этого ребенка. Я сам был таким долгие годы. А ты провела с ним пару часов и решила, что отлично справишься. Бред собачий!
– Справляться с подобными проблемами – моя работа.
– Тогда тебе следовало бы знать, что ни одна ситуация не похожа на другую. Может, некоторым и помогает, когда они выворачивают душу перед чужими людьми и позволяют анализировать свои сны. – Он так тщательно все обдумал по дороге! Так логично! И теперь был полон решимости оставаться рассудительным. – И если помогает – ради Бога. Но нельзя делать из этого шаблон. Необходимо рассматривать каждый случай отдельно. Всякая человеческая личность неповторима.
Анна никак не могла привести дыхание в норму, так что даже перестала пытаться.
– Я не делаю шаблоны из людей, которым призвана помогать! Я изучаю, я оцениваю каждую ситуацию, и, будь ты проклят, я не равнодушная! Те, с кем я работаю, для меня – не только имена на бланках. Я не бюрократическое ничтожество, которое ни черта не понимает. Я дипломированный социальный работник с шестилетним стажем. А кроме того, у меня есть опыт. Я хорошо знаю, каково это – чувствовать боль и страх, одиночество и беспомощность.