Набросок, так сказать.
Ничего затейливого, ничего сложного, потому что это могло обернуться катастрофой. Однако слишком простое тоже не годится. Если собираешься стряпать для женщины, необходимо приложить больше усилий, чем требуется для того, чтобы забросить полуфабрикат в микроволновку.
Картер распечатал несколько вариантов и отметил возможные меню. И вина. Она любит вино. Лично он ничего в винах не понимает, но вполне обучаем. Все листы он сложил в папку.
Пожалуй, он пригласит ее в кино. В любом случае. Обычное киносвидание с пиццерией после сеанса. Непринужденное. Никакого давления. Никаких сверхожиданий. То, что ему больше всего нравится, думал он, переходя из кабинета в спальню, чтобы натянуть чистую рубашку.
И все же не повредит купить несколько свечей, может, даже цветы. Он окинул взглядом комнату и представил в ней Мак. В колеблющемся свете свечей. Представил, как опускает ее на кровать, как она движется под ним, как меняется выражение ее лица, как играет свет на ее щеках. И даже ощутил ее вкус.
— О, господи.
Глубоко вздохнув пару раз и немного успокоившись, Картер посмотрел вниз и встретился с пристальным взглядом кота.
— Она права, приятель. Секс — чудовище.
Этот дом на Честнат Лейн с большим двором и старыми деревьями был одной из причин, по которым Картер бросил работу в Йеле. Он скучал по родному дому: по его голубым ставням и белым, обшитым досками стенам, крепкому крыльцу и высоким слуховым окнам… и обитавшим в нем людям.
Нельзя сказать, что теперь он бывал здесь чаще, чем когда жил и работал в Нью-Хейвене. Однако ему было приятно сознавать, что он может заскочить сюда в любой момент, как только захочется.
Картер вошел в дом, заглянул в большую гостиную, где на диване свернулся любимец семьи кокер-спаниель Чонси.
Парню запрещалось валяться на диванах, и он это прекрасно знал, а потому глуповато ухмыльнулся и застучал хвостом, взывая к молчанию.
— Я ничего не видел, — прошептал Картер, отправляясь в самое главное и — в данный момент — шумное помещение дома. Он учуял запах фирменного материнского жаркого, услышал смех младшей сестры, мужские крики и проклятия.
И понял, что представление в самом разгаре. Он остановился в дверях, изучая обстановку. Его мать, худющая, но крепкая, как скалы Новой Англии, размешивала что-то в кастрюле на плите. Шерри стояла рядом, опершись о рабочий стол, и трещала, как пулемет, размахивая бокалом с вином. Его старшая сестра Дайан, подбоченившись, следила в окно за своими детьми. Два закутанных по глаза живых свертка скатывались со склона на заднем дворе на разноцветных пластмассовых дисках.
Его отец, зять и Ник подбадривали криками футболистов, мечущихся по экрану телевизора в столовой зоне кухни. Поскольку футбол либо вызывал у Картера головную боль, либо усыплял, он предпочел женскую половину, подкрался к матери, наклонился и чмокнул ее в макушку.
— Я уж думала, ты совсем о нас забыл. — Пэм Магуайр протянула сыну ложку горохового супа на пробу.
— Должен был кое-что закончить. Вкусно, — сказал он, покорно пробуя суп.
— Дети спрашивали о тебе. Надеялись, что ты успеешь покататься с ними на санках, — с легким упреком сказала Дайан. Прекрасно зная, что она чувствует себя счастливее, если есть на кого или на что пожаловаться, Картер подошел к ней и поцеловал в щеку.
— Я тоже рад тебя видеть.
— Картер, выпей вина. — Шерри подмигнула ему, пользуясь тем, что Дайан стоит к ней спиной. — Все равно мы не можем ужинать, пока не закончится матч. А это еще не скоро.
— Нельзя откладывать семейный ужин из-за футбола, — проворчала Дайан.
Картер подумал, что, видимо, поэтому его зять наслаждается более гибкими правилами дома Магуайров.
Мать только хмыкнула, а болельщики с криками повскакали с дивана и кресла.
Гол!
— Ди, почему бы и тебе не выпить вина? — Пэм стряхнула ложку, подкрутила пламя под кастрюлей. — Дети прекрасно развлекаются. Бояться нечего: лавин не было уже лет десять. Майкл! Твой сын здесь.
Майк Магуайр поднял руку и улыбнулся сыну через плечо. Бледная ирландская физиономия, обрамленная аккуратной седой бородкой, разрумянилась от радости.
— Класс! «Гиганты» выигрывают пять очков!
Шерри вручила Картеру бокал.
— Поскольку все под контролем, присядь и расскажи о себе и Макензи Эллиот.
— Макензи Эллиот? Фотограф? Пра-а-авда? — воскликнула Пэм.
— Пожалуй, я еще успею посмотреть конец матча.
— Даже не думай. — Шерри загнала брата к рабочему столу. — Кое-кто слышал, как кто-то сказал, что вас видели в «Кофейном разговоре».
— Мы просто пили кофе. И разговаривали. В конце концов это «Кофейный разговор».
— А еще мне рассказали, будто слышали, что вчера вечером вы миловались в «Уиллоуз». Что скажешь?
Шерри всегда в курсе всех сплетен, устало подумал Картер. Его сестра — живой радиопередатчик.
— Мы встречались пару раз.
— Ты встречаешься с Макензи Эллиот? — переспросила Пэм.
— Похоже на то.
— С той самой Макензи Эллиот, по которой ты сох еще в школе?
— Откуда ты знаешь… — Глупый вопрос. Его мать всегда все знает. — Мы просто поужинали. Это не национальные новости.
— Местные, — согласилась Пэм. — Ты мог бы пригласить ее сегодня на ужин. Ты же знаешь, что еды всегда полно.
— Мы не… это не… Мы не дошли до этапа семейных сборищ. Мы поужинали. Одно свидание.
— С кофе два, — поправила Шерри. — Ты еще будешь с ней встречаться?
— Может быть. Возможно. — Картер сгорбился, сунул руки в карманы. — Я не знаю.
— Я слышала о ней много хорошего, и она отличный фотограф. Иначе мы не доверили бы ей свадьбу Шерри.
— Дочь Линды Эллиот? Или теперь Баррингтон? — Возбужденная новостями, Дайан оторвалась от окна.
— Я ужинал с Макензи. Я не знаком с ее матерью.
— Линда Баррингтон, конечно. Ее дочь — близкая подруга Браунов и Эммелин Грант, и еще одной, не помню, как ее зовут. У них свадебное агентство.
— Это она, — признал Картер.
— Линда Баррингтон. — Дайан неодобрительно поджала губы. — Она путалась со Стю Гиббонзом и разбила его семью.
— Вряд ли можно винить Макензи за поведение ее матери. — Пэм открыла дверцу духовки, чтобы проверить, готово ли мясо. — И Стю сам разбил свою семью.
— Ну, как я слышала, она заставляла Стю бросить Морин, а когда он отказался, сама рассказала Морин об их связи. Морин развелась со Стю и обобрала его до нитки — кто бы бросил в нее камень? — а Линда заявила, что он ее больше не интересует.