Мак прижалась к нему, вздохнула, опустив голову на его плечо. Да, все раздумья потом. Позже. Когда он не будет ее обнимать, когда ее мозги не будут плавиться от усталости и желания.
— Давай уложим тебя в постель. — Картер поцеловал ее в макушку. — Где твоя пижама?
Мак передаривала вопрос не меньше минуты, потом слегка отстранилась и уставилась на него.
— Моя пижама?
— Ты так устала. — Он провел пальцем по ее щеке. — Такая бледная.
— Какой кошмар, и это при моем обычном румянце. Картер, я уже ничего не понимаю. Я думала, ты остаешься.
— Остаюсь. Ты весь день была на ногах да еще участвовала в боевых действиях. Ты устала.
Он расстегнул ее жакет, и она вспомнила, как однажды он застегнул ее пальто.
— В чем ты спишь? Или ни в чем… То есть ты спишь в чем-нибудь?
— Я… — Она потрясла головой, но ни одна из разбежавшихся мыслей не вернулась на место. — Ты не хочешь лечь со мной в постель?
— Хочу. Я останусь с тобой, тебе необходим сон.
— Но…
Картер поцеловал ее. Нежно. Неспешно.
— Я могу подождать. Итак, пижама? Надеюсь, ты ответишь утвердительно, иначе один из нас точно не выспится.
— Ты необыкновенный человек, Картер, и все время сбиваешь меня с толку. — Мак открыла ящик комода, вытащила длинные фланелевые штаны и вылинявшую футболку. — Это я называю пижамой.
— Хорошо.
— А твоего размера у меня ничего нет.
— Вообще-то я не… Ах да.
Он передумает, когда они лягут в постель, решила Мак, раздеваясь, но он заработал очки за добрые намерения. Да, она устала и туго соображает, и ноги болят, но это вовсе не означает, что у нее не осталось сил на секс.
Особенно на очень хороший секс.
Когда Картер скользнул в постель и вытянулся рядом с ней, она прижалась к нему, провела ладонью по его груди, потянулась губами к его губам. Она его заведет, она его соблазнит, и тогда…
— Я рассказывал тебе, что запланировал лекцию по методологическому и теоретическому анализу романа с особым акцентом на доме — как в буквальном, так и в метафорическом смысле — в качестве мотивации?
— А… угу.
Картер улыбался в темноте, ласково, ритмично поглаживая ее спину.
— Для старшеклассников продвинутого уровня. — Тихим, монотонным голосом, навевающим смертельную скуку, он начал объяснять свою теорию. И объяснял так занудно, как только мог, прикидывая, что усыпит ее минут за пять, не больше.
Мак вырубилась через две.
Довольный, Картер уткнулся щекой в ее макушку, закрыл глаза и вскоре тоже заснул.
Ее разбудили солнечные лучи, бьющие в глаза. Ее разбудило тепло.
В какой-то момент среди ночи Картер повернулся и прижал ее спиной к своей груди. Как уютно, думала она, чувствуя себя отдохнувшей, расслабленной.
Он хотел, чтобы она заснула, и она заснула. Как мило он добивается своего без излишней напористости.
Исподтишка!
Ну, он не один такой.
Его рука обвивала ее талию. Мак прижала его ладонь к своей груди. Касайся меня. Она вжалась спиной в его грудь, протиснула ногу между его ногами. Чувствуй меня.
И улыбнулась, когда его ладонь сомкнулась на ее груди, а его губы прижались к ее шее. Пробуй меня.
Она ловко перевернулась к нему лицом, глаза в глаза и прошептала:
— Я чувствую себя… полной сил. — Не отрывая взгляда от нежной синевы его глаз, она опустила руку. — Эй, и ты тоже.
— Так часто случается. Некоторые части моего тела просыпаются раньше других.
— Неужели? — Мак толкнула его, перекатила на спину и оседлала. — Думаю, я просто обязана этим воспользоваться.
— Ну, если обязана. — Он лениво погладил ее спину, бедра. — Ты прекрасна даже с утра.
— Я чучело взлохмаченное, но та твоя часть, что просыпается первой, этого не заметила. — Скрестив руки, она ухватилась за подол футболки, стянула ее через голову и отбросила. — А теперь та твоя часть вообще забыла, что у меня есть волосы.
— Они, как огненный закат.
— О, Картер, ты неотразим. — Мак наклонилась, куснула его нижнюю губу. — Но я разберусь с тобой по-своему.
— Хорошо. — Мак откинулась, и Картер сел. — Если не возражаешь… — И он впился губами в ее грудь.
— Нет. Ни капельки не возражаю. Боже, как же это у тебя получается?
— Ради кое-чего стоит постараться.
Нежная, крепкая, теплая, гладкая. Все это он находил в ней и всем наслаждался: ароматом, вкусом, ощущениями… и бешеной гонкой, в которую она втянула его.
Мак изогнулась над ним, извиваясь, освободилась от фланелевой сбруи, толкнула его на спину. Он не мог отвести взгляд от ее длинного белого тела, мерцающего в бледном зимнем свете, струящемся в окна. Он не видел ничего, кроме нее, ее сияющего лица, не чувствовал ничего, кроме ее скользящей шелковистой кожи.
Она двигалась в собственном ритме, в ритме биения своего сердца, медленно проталкивающего загустевшую кровь. И утреннюю тишину нарушал только редкий вздох, только дрожь дыхания, только шепотом произнесенное имя.
Биение ее сердца убыстрялось, наслаждение уже граничило с болью. Она смотрела в его глаза и видела в них себя, но не свое отражение, а то, что она значит для него, и ее боль разрасталась, распухала, сердце уже билось молотом по наковальне, громче, нетерпеливее, быстрее. Волна оргазма накрыла ее, разнеся вдребезги эту боль, это напряжение, это наслаждение.
Когда она обмякла, Картер стянул ее с себя и прижал спиной к своей груди, как сделал это ночью.
Я плыву, думала Мак, я плыву по длинной спокойной реке, в теплой, прозрачной воде. А если утону, не страшно, он будет со мной, он никуда не денется.
Почему бы не наслаждаться этим нежданным чудом, просто наслаждаться, не создавая препятствий, не придумывая проблем, не тревожась о возможных ошибках, о завтрашнем дне? Почему бы не отбросить все эти может быть, все эти если, отравляющие нечто, столь изумительное?
— Я хотела бы остаться здесь с тобой, — тихо сказала она. — Вот так. На весь день.
— Хорошо.
Мак улыбнулась.
— Ты любишь лениться? Серьезно, основательно лениться?
— Быть с тобой — это не лень. Назовем это экспериментом. Как долго мы сможем оставаться в кровати без еды, питья и свежего воздуха? Сколько раз мы сможем заняться любовью в воскресенье?
— Я с удовольствием это выяснила бы, но у меня работа. Сегодня опять прием.
— Во сколько?
— М-м. В три часа, значит, я должна явиться в час. И мне нужно перегнать в компьютер вчерашние снимки.