Мать подошла к камину. Мерри вдруг поняла, что комната имеет странную форму полумесяца. Где же она находится?
Мать повернулась к ней.
— Ты так наивна. Так мало понимаешь… Знаешь, будет забавно, если после всех приключений отец Джейсона не попросит короля признать твой брак недействительным. Останешься без мужа!
— Отцу Джейсона, лорду Ранульфу, следовало бы отправиться в Рим просить отпущения грехов за то, что зачал такого сына.
— Сомневаюсь, что существует прощение за столь серьезный грех. Может, король велит отрубить Джейсону голову. Тогда ты, Марианна, сможешь выйти за того, кого захочешь. Вернее, за кого захочет король. Мне все равно. Главное — получить серебро. Если Джейсон станет утверждать, что это целиком мой план с целью раздобыть клад, он лжет. Кто захочет спорить с аббатисой Майзерлинга?
Говоря это, Елена оглядывала жалкую крысу, когда-то вышедшую из ее чрева. Одни рыжие волосы чего стоят! Толстые полурасплетенные косы, свисающие на плечи! Грех и порок! Совсем как у Эвелин, этой грязной ведьмы, матери Елены, которая перепутала составляющие элементы зелья и погибла во время взрыва. Хорошо еще, что успела научить дочь всему, что знала. А Марианна? В ней нет и унции магических свойств, Елена поняла это, впервые взяв малышку на руки. Она могла обонять магию, чувствовать всем своим существом. А от крошки ничего не исходило. Элла заверила, что Марианна — умная девочка, но не имеет никаких склонностей к магии, и при этом перекрестилась. Умна?
Елена сама не понимала, довольна л и этим утверждением Эллы. К тому же Элла заявила, что Марианна научилась читать быстрее, чем Елена. Но та ей не поверила. Она хотела избить старую суку, но сдержала гнев, потому что нуждалась в Элле. Та была ее единственной связью с Валкортом.
Мерри исподтишка следила за матерью, гадая, о чем та думает.
«Поговори с ней, урезонь, убеди, что ее великий план не сработает…»
— Полагаю, твои шпионы при дворе донесли, что сегодня я собираюсь выйти замуж за Гаррона Керси, не только с благословения короля, но и в его присутствии. Или Джейсон Бреннан таился во дворце, и это он тебе сказал? Понял ли он, что сама королева подарила мне подвенечное платье? Может, он не знал, что сам епископ Лондонский будет проводить церемонию? Ты должна понять, что король очень рассердится, узнав о моем исчезновении. Ты действительно готова рискнуть? Король может выгнать тебя из Майзерлинга и отправить во Францию или обезглавить вас обоих.
Если ее спросят, она потребует казнить мать и Бреннана. Но вслух об этом говорить не стоит.
— Ты похитила меня из Белого Тауэра, из-под носа самого короля. Гаррон поймет, что это ты. Никого ты не одурачила. Если не вернешь меня, Гаррон тебя убьет. Это так же точно, как то, что он прикончит Бреннана.
«Получилось, получилось, она начинает волноваться, по глазам вижу, в ней зарождается сомнение».
Надежда подталкивала Мерри действовать дальше.
— Позволь рассказать тебе о Гарроне, матушка. Он силен, надежен и благороден. И, мадам, я ему не безразлична. Всякий, кто причинит ему зло, должен бояться за свою жизнь. Он найдет меня, и тогда вам грозит очень большая беда. Вряд ли вы хорошенько это обдумали, прежде чем похитить меня.
Она говорила рассудительно, красноречиво, логично. Отец гордился бы. Но, к ее досаде, мать только рассмеялась:
— Как мало ты знаешь, глупышка!
— О чем ты?
— Что бы ни случилось в Белом Тауэре, я уже изменила это в свою пользу… вот так! — Она щелкнула пальцами перед носом Мерри.
— В твоих словах нет никакого смысла! Меня похитили — вот что случилось! Я точно знаю, что уже случившееся — это прошлое. Но никто не может изменить того, что произошло вчера. Да и что ты вообще можешь изменить?
Елена, сознавая, что дочь следит за каждым ее движением, тряхнула великолепной гривой волос, по мнению многих, похожих на золотые нити, разгладила мягкие складки белого одеяния, подошла к заваленному книгами столу, выбрала одну и прочитала вслух:
Те, кто придет, — повернутся и уйдут.
Те, кто уйдет — никогда не узнают,
Почему и куда ушли…
— Эти слова — начало заклинания, написанного очень давно, еще до того, как римляне пришли на наш залитый дождями остров. Звучит неглупо, верно? Оно уже испугало тебя, Марианна? И это только начало заклинания. Не смотри на меня с таким тупым видом. Всю свою жизнь ты слышала, что я ведьма. И это правда. Я могла бы править Англией, если бы захотела. И не только Англией!
Мерри увидела, как в прекрасных глазах матери разгорается огонь, огонь, который может опалить сердца и разум, и не важно, если при этом сердце разорвется или разум угаснет. Как она могла родить Мерри? Ведь скорее выглядит ее старшей сестрой. Не матерью. Может, она заколдовала дочь, чтобы та видела ее именно такой? Или пила зелья, чтобы навеки сохранить молодость?
Но какая разница? Мерри так боялась этой женщины, что, казалось, вот-вот задохнется от страха.
— У тебя глупое лицо, Марианна. Не можешь сказать ничего разумного? А Элла говорила, что ты никогда рта не закрываешь. Задаешь бесчисленные вопросы обо всем на свете. И что твой отец хвастался, будто ты лучше самого кузнеца знаешь, как прибить подкову. Но ты никогда не расспрашивала о магии.
— А зачем?
— До тебя ведь доходили слухи обо мне, не отрицай!
— Да, но все это не имело для меня значения. Как не имела значения для меня ты сама. Ты бросила меня. Говоришь, Элла доносила на меня? Похоже, я ее не знала. Она предавала меня и отца?
— Предательство — ничто по сравнению с верностью. Главное — верность и преданность. Элла приехала со мной в Валкорт, когда я вышла за твоего отца. И когда я уезжала, настояла на том, чтобы остаться в Валкорте. Хотела, чтобы я узнала тебя так же хорошо, как она. Элла всегда была мне преданна.
Мерри представила лицо старой женщины. Она была уверена, что Элла любила ее…
Мерри очень хотелось заплакать. Но она сдержалась.
Она посмотрела на прекрасную женщину, державшую в руках древнюю книгу так нежно, как ребенка или возлюбленного. И медленно поднялась с топчана.
— Я ухожу.
— Никуда ты не уйдешь!
Мерри направилась к двери. Протянула руку, чтобы взяться за бронзовую ручку, и замерла. Нет, оцепенела. Но ведь это невозможно!
Она на секунду закрыла глаза и попыталась отнять руку. Рука не двигалась. Тогда она попробовала отступить. Ничего. Ее словно удерживала на месте невидимая сила.
Она сосредоточилась на руке, но тело, казалось, вышло из-под контроля. Пальцы попросту ей не повиновались.
— Отпусти меня.
Она знала, что мать улыбается, а возможно, и ехидно ухмыляется, прикрываясь рукой.