— Едва он заболел, Элла послала мне гонца. Да и ты написала, умоляя меня прийти и исцелить его. Какая вера в меня! Элла тоже была уверена, что я его излечу. Но я знала, что ничего не смогу сделать. Когда Элла описала, что с ним, я поняла, что какой-то орган в его теле попросту умер. И конечно, у меня был золотой шарик.
— О чем ты?
Елена протянула белую изящную руку. На безымянном пальце сверкало кольцо с маленьким золотым шариком наверху.
— Он выглядит как литое золото, и так оно и есть. Почти всегда. Но когда я пожелаю, он становится зеркалом, в котором я все вижу. Кроме того, я проводила в Майзерлинге очень важный опыт. И у меня не было времени доказывать то, что я уже знала. Он ни за что бы не выжил.
Мерри так трясло от гнева и печали, что она боялась, что не вынесет. Слова сами рвались с губ.
— То, что ты говоришь, — безумие! Ты безумна! И не можешь быть моей матерью!
— Я? Безумна? Как грустно, что ты, дочь моя, мыслишь столь банально!
— Я также считаю, что ты воплощение зла. В отличие от Джейсона у тебя есть мозги.
Мать снова засмеялась:
— Считаешь, что зло отвратительно, а добро — праведно? Эти слова существуют специально для церковников. Чтобы приравнять зло к аду и напугать безмозглых овец — прихожан. Заставить их поверить той чуши, которую они несут. Они желают покорности и торжества собственной силы, как всякий невежественный, темный человек на этой земле. И таким способом они добиваются своего. Угрозами вечных мук. Или, если человек добр и праведен, обещаниями вечного блаженства. В общем течении времени добро и зло не имеют смысла. Да и ничто не имеет особого смысла.
— Не может быть, что ты это серьезно! Не может этого быть!
Елена отвернулась к окну.
— Тебе никогда не узнать, что я и кто я. Даже если покажу тебе свое искусство. Ты и вправду весьма банальна и невежественна. Мне следовало бы оставить тебя при себе. Превратить в нечто достойное. Но ты меня не интересовала. Могла бы я подарить тебе нечто, чтобы придать значение твоей короткой жизни?
— К чему было беспокоиться, когда сама утверждаешь, будто ничто не имеет смысла?
В глазах матери блеснула искорка заинтересованности.
— Как странно, что ты обернула против меня мои же логические доводы! Полагаю, я расстроена бесконечными неудачами Джейсона Бреннана. Но я позаботилась о том, чтобы на этот раз Джейсон сумел найти и привезти серебро, с моей помощью, разумеется, если только у него будет достаточно времени.
— Что это значит — «достаточно времени»? Почему время так важно для тебя? Разве ты не уверена, что будешь жить вечно? Не можешь остановить время?
— Нет. Могу только продлить свои годы. Жаль, конечно, но, возможно, есть способ, и именно я его найду. А вдруг способ изложен непонятным языком на том ковре, что под моими ногами? А, уже рассветает. Я всегда любила наблюдать, как солнце каждое утро возрождается к жизни. Но черные тучи становятся все гуще. Скоро пойдет дождь. Такой сильный, что промочит землю насквозь. — Она вздохнула. — Еще многое нужно узнать. Многому нужно учиться. Сколько бы лет ни ждало впереди, жизнь слишком коротка. — Елена долго смотрела в окно, прежде чем обернуться. — Может, он и придет за тобой, Марианна, кто знает? Но это совершенно не имеет значения.
— Почему?
Елена помедлила, прежде чем улыбнуться:
— Со временем ты, может быть, поймешь, хотя сомневаюсь.
Лондон
Гаррон, не веря ушам, уставился на перепуганного парня, которого держал за руку Уолен.
— Это Томас, милорд, один из охранников конюшни.
Томас тяжело дышал. Волосы были растрепаны. Глаза дико сверкали. Кажется, он действительно изнемогал от страха.
Гаррон подступил к нему.
— Говоришь, ты видел, как двое с длинным свертком крались мимо конюшен?
— Да, милорд, то есть едва видел, потому что было темно и луна скрылась за тучами. Я различил, что это был человек, не слишком тяжелый и большой, но мужчины задыхались, словно позади был длинный путь.
— Почему ты не велел им остановиться, Томас?
Томас искоса глянул на Уолена, опустил голову и прошептал:
— У меня не было оружия. Я боялся, что эти двое меня убьют.
— Не было оружия? Ты стражник. Где же твой меч?!
Адамово яблоко молодого человека, казалось, вот-вот прорвет кожу и вырвется наружу. Грязные пальцы нерешительно теребили темные волосы.
— Милорд, — прошептал он, — я забыл его, когда сидел в сортире вместе со старым Клавером.
У Гаррона чесались руки придушить Томаса, но он сдержался.
— Кто, во имя тайного имени дьявола, этот старый Клавер?
— Старый Клавер чистит отхожие места и может рассказать занимательную историю, когда вы там задержитесь.
Гаррон не знал, чего ему хочется больше — все-таки придушить Томаса или самому умереть от смеха.
— Я представил грустное лицо матушки, — тараторил Томас, — и вспомнил о долге. Последовал за ними, потому что у восточной стены всегда стоят стражники, которые увидят их и поднимут тревогу. Но когда приблизился к стене, увидел: стражники лежат на земле и громко храпят. Я понял, что они не мертвы, а их кто-то усыпил. И уже хотел поднять тревогу, но сообразил, что, если меня не услышат, попросту убьют.
Каменное лицо Уолена не изменило выражения.
— Они до сих пор без чувств, — сообщил он Гаррону. — Вокруг разбросаны кувшины с остатками вина. Королевский врач их проверит, но я уверен, им дали сонного зелья.
Его голос был холоднее льда, покрывавшего Темзу зимой. Гаррон покачал головой. Не завидует он стражникам, когда те проснутся. Но если бы это зависело от него, он закрыл бы их в подземной тюрьме на неделю. Без еды и света.
Уолен велел Томасу продолжать.
Тот глянул на Гаррона и снова опустил глаза.
— Я пошел за ними, милорд. И даже не колебался. Тем более что в ушах раздавался голос моей бедной матери. Как раз за внешней стеной находятся лавки бондарей, а позади, в конце темного переулка, стояла телега. Они швырнули сверток в телегу и накрыли одеялом. Мне удалось взобраться на эту телегу и нырнуть под одеяло. Меня едва не вывернуло, потому что от одеяла несло падалью и прокисшим элем. Я ощупал сверток. Это была женщина, и она не шевелилась.
Гаррон не сомневался, что это мать Мерри готовила сонное зелье. Чем она опоила Мерри? Может, Джейсон Бреннан — один из тех людей, кто ее похитил?
— Прошло очень много времени, прежде чем тележка остановилась на опушке леса, не знаю только какого. Я подумал, что они именно туда и направлялись, и сумел незаметно выскользнуть из телеги. Увы, они остановились только, чтобы облегчиться. Я хотел последовать их примеру, но побоялся, что меня могут заметить, и снова увидел печальное лицо матушки. Поэтому пришлось страдать. Больше мне не удалось взобраться на телегу, и я бежал за ними, пока кто-то из мужчин не оглянулся. Я испугался, что меня увидят. Может, он и увидел, потому что окликнул меня. Я вовремя сбежал. Простите, милорд, но не знаю, куда они поехали дальше. Помню, что лес был совсем темный, а в чащу вела только одна тропинка. Я понял, что нужно мчаться за помощью, и бежал, пока не удалось украсть лошадь и вернуться сюда.