— Какое счастье, что этого могущества оказалось недостаточно! Ты действительно уверен, что твое семя прорастет?
Она приподнялась на локтях и упорно смотрела на его губы. Он улыбнулся, коснулся ее подбородка, лба, кончика носа.
— Да. Мое дитя уже зародилось в твоем чреве. Больше я себя так глупо не поведу. И если в следующий раз случится то же самое, именно я стану защищать тебя, Брешия!
Ей вдруг стало холодно… а может, это порыв ветра разметал ее волосы, высушил ее пот. И его тоже. Она вновь обвилась вокруг него. Его теплое дыхание било в лицо, и он хотел ее!
— Мы в пещере, — наконец пояснил он, зевая, хотя его плоть уже успела отвердеть. — В моей пещере.
— Твоей? У тебя есть пещера? Но как это возможно? Которая из пещер твоя? В моей дубовой роще ничего подобного нет.
— Действительно нет. Полагаю, именно в ней я всегда чувствовал себя в полной безопасности, даже когда был совсем молодым. Пещера не слишком глубока, и я никогда не боялся, что какие-то чудища или враги явятся сюда, чтобы меня убить. Сам не понимаю, каким образом перенес нас сюда.
— Но здесь тепло и пахнет свежескошенной травой!
— Да, заодно я перенес и дыхание ветра. Ты почувствовала?
— Именно он высушил наши потные тела. И ты даже сотворил одеяла, на которых мы лежим.
— Не сотворил, а захватил из твоей кровати. Если припомнишь, мне даже не довелось в ней полежать, поскольку, как только ты захотела взять меня силой, твое вожделение подняло меня в воздух.
Ничего удивительного в том, что он успел сделать все это, даже не задумываясь. Ведь он волшебник! По правде говоря, она тоже не подумала ни о чем подобном. Да, что-то произошло, когда ее тело взлетело в небеса, но она даже представить не могла, что его воля возьмет верх над ней. Значит, он сильнее.
Она внезапно испугалась. Принц — более могучий волшебник. Признать это означало признать его превосходство. Она боялась и ненавидела эту необходимость. И неужели она действительно зачала? После первого же слияния? Нет, такое просто невозможно! Вернувшись в рощу, она первым делом пойдет к старому призраку, который, хоть и слеп, может разглядеть все, что творится в самом сердце дуба, языка пламени в чреве ведьмы.
Он уже двигался в ней, резко, быстро, глубоко.
— Брешия, — выдохнул он в ее губы, — вознесемся в небо вместе! На этот раз мы можем оказаться в крепости, и, если хочешь, я сам это сделаю.
И опять его воля унесет их назад. Не ее воля.
Она поцеловала его и забыла о страхах и волнениях.
Вожделение бурлило в ней, кровь бушевала.
— О да, — шепнула она, едва касаясь губами его виска. — О да!..
Настоящее время
Проснувшись, Бишоп так сильно захотел девушку, что даже не мог придумать слов, чтобы убедить ее снова отдаться ему. Отчаявшись уговорить Меррим, он просто лег сверху, раздвинул ее ноги и вошел…
Она широко раскрыла глаза. Он такой большой и все же умещается в ней!
Она не боялась. И не слишком волновалась, зная, что на этот раз все будет по-другому. Это уже начало. Он стал частью ее самой — невероятная вещь — мужчина в твоем теле! Входил очень глубоко, потом отстранялся, только чтобы снова войти.
Она поцеловала его плечо. Он приподнялся на локтях.
— Меррим… Клянусь, тебе это понравится.
— Знаю. И кажется, мне уже начинает нравиться!
Он поцеловал ее и принялся подробно описывать, что бы хотел с ней сделать. Его пальцы скользнули по ее животу, чтобы отыскать ее женское естество. И волшебное безумие охватило ее так быстро, что она, не задумываясь, громко закричала.
Он задышал часто и тяжело, обхватил Меррим руками и перекатился на спину, увлекая ее за собой, по-прежнему оставаясь в ней, но она больше не хотела кричать. Только объяснить, что чувствует, позволить ощущениям свободно бурлить в ней и знать, что, если шевельнется, умрет на месте.
Поэтому она просто лежала на нем. Это его руки гладили ее спину бедра, это он мял ее плоть, сжимая, пощипывая…
— Тебе это нравится, Меррим?
— О да… да, — лихорадочно шептала она, абсурдно довольная собой.
— Теперь нужно избавиться от чертова проклятия, чтобы мы могли пожениться, потому что ты только сейчас зачала моего сына.
К ней мгновенно вернулись силы и способность соображать. Она немедленно села.
— Но как это возможно? И откуда тебе знать такие вещи? Наверное, мужчины даже не думают ни о чем подобном, когда рычат от похоти, накидываясь на женщин.
— Знаю, и все тут. Если желаешь потолковать о рычании и атаках на женщин, вспомни о воплях, которые вырывались из твоего горла! Ты едва не оглушила меня!
Ничего не скажешь, тут он прав!
— Неужели ты настолько плодовит? — удивилась она.
Он притянул ее к себе и стал целовать, пока она не замурлыкала — тихие соблазнительные звуки, вскружившие ему голову. Меррим нетерпеливо задвигалась, и он понял, что она хочет его снова, и его плоть тут же отозвалась. И все началось сначала.
— Но так просто это наверняка не делается! — Выдохнула она, и он опять тонул в похоти, в бесконечной потребности иметь ее.
— О да, именно так. Доверься мне. И закричи для меня еще раз. Пожалуйста.
И она кричала. И он тоже вопил, как захмелевший воин, отражавший нападение разбойников. Это последнее, что слышала Меррим, прежде чем впасть в беспробудный сон. И еще успела подумать, что, должно быть, зачала не менее трех сильных сыновей.
Но чей это смех раздался над головой? Не мужской и не женский… может, это она сама?
Но ее губы не шевелились, верно?
Смех замер, и все затихло.
Она вдохнула его запах, ощутила соленый вкус его плеча и улыбнулась.
Потому что его сердце билось мерно и сильно. Подле ее сердца.
Бишоп нагнулся над черной дырой, ожидая очередной пощечины, очередного взрыва смеха.
Ничего. Ни малейшего движения воздуха, никакого ощущения чьего-то присутствия, чего-то понятного, ясного, что он мог бы увидеть или хотя бы почувствовать.
Он захватил с собой факел и сейчас поднял его высоко над дырой. Но увидел только черноту. Опустил пониже. Ничего: ни лестницы, ни веревки.
Бишоп уже был готов поверить в собственное безумие, когда невидимые руки потушили факел. Бишоп остался в полном мраке. Отступил, наткнулся на что-то и полетел на песок.
И тут факел вдруг зажегся снова, хотя лежал рядом с ним. И горел так ярко, как и раньше, перед тем как невидимые руки прихлопнули пламя. Невидимые руки? Может, кто-то колдует над ним, сводя с ума? Да, это началось с тех пор, как он впервые узрел Пенуит.