— У тебя одно на уме, Лайонел!
— Да, мэм. Ты сама называла меня похотливым самцом.
— Значит, я теперь похотливая самка?
— Нет, Диана, это не про тебя. — Он подсадил жену в седло. — Я слышу голубя.
— Да, вот он, сидит на дереве франжипани. Видишь?
— Вижу. Он совсем один.
Диана улыбнулась мужу благодарной, удовлетворенной улыбкой.
— Ему недолго оставаться в одиночестве. У него такой сладкий, ласковый голос.
Лайонел пришпорил Эгремона. Теперь они с женой ехали бок о бок.
— Может быть, — улыбнулся он, — все-таки ты расскажешь мне по-настоящему про этих червей и очистители?
Диана засмеялась — какой приятный звук! — и слегка коснулась его плеча.
— Я прощен?
Она любила Лайонела и не смогла бы не простить его.
— Твой способ приносить извинения… очень убедительный.
Граф решил удовлетвориться этим. Ему казалось, что ей понадобится еще несколько дней, прежде чем она забудет о содеянном.
— Смотри, Лайонел! Тот голубь — он уже не одинок. «И я тоже», — радостно подумал Лайонел.
Боже мой, когда ты рядом, я должен получше следить за собой!
Плавтий
Поле для игры в крикет находилось сразу же за большим ломом. Вокруг него росли бугенвиллеи, под ветвями которых стояли Диана и Патриция. Приближался полдень, солнце поднималось в зенит. Всякий раз, когда Диана приходила сюда, ей вспоминалась мать. Графине казалось, что она слышит ее легкий смех, вдыхает необычный, присущий ей легкий аромат. Диане стало грустно, но резкий голос Патриции вернул ее к действительности.
— О чем вы хотели поговорить со мной, Диана?
— Я хочу знать, почему вы ударили мою лошадь.
— Вашу лошадь?! А мне казалось, что здесь все принадлежит вашему отцу!
— Танис — моя. Но это не имеет значения. Зачем вы били безответное животное?
— Я уже говорила вам, она злюка.
Диана подумала, что если бы она теперь не смотрела на Патрицию по-новому, то смогла бы проявить больше терпимости и понимания. А теперь ей хотелось отколотить эту девицу. Изменять Дэниелу, доброму, мягкому Дэниелу! Это уж слишком! Господи, ведь Патриции всего восемнадцать, и она вышла замуж всего несколько месяцев назад. Но разве изменнице Шарлотте не было столько же, когда она предала Лайонела?
— Да, Танис — кобыла с норовом, — наконец сказала Диана, возвращаясь к начатому разговору. — Но ее нужно поощрять, а не обламывать. Вы больше никогда не сядете на нее.
— Миледи, вы здесь больше не хозяйка, на что вам уже указала Дебора. И вы не имеете права запрещать мне что-либо. Когда вы уедете — а вы очень скоро уедете, — я буду делать то, что захочу.
— Если я уеду, то, будьте уверены, эту лошадь я заберу с собой!
— Ваша лошадь достаточно крупная, чтобы носить Дэниела. Не думаю, что вам удастся забрать ее.
Диана растерянно посмотрела на свою невестку.
— Дэниел никогда не ударит животное, он вообще не обидит слабого.
— Дэниел слишком мягкий, — пожав плечами, сказала Патриция.
— Вы считаете его мягким, потому что он добрый?
Патриция не ответила. Она надула губы, отчего стала походить на обиженное дитя.
— Тогда зачем вы вышли за него замуж?
— А это, милая Диана, вас не касается. И если вы закончили ваши нападки, я пойду — у меня много дел.
— Каких дел? Насколько я заметила, благодаря щедрости моего отца вы вообще ничего не делаете.
— Я — леди, — сказала она, затем небрежно махнула рукой в сторону крикетных лунок. — И к тому же я все лучше и лучше играю в эту глупую игру.
Диана рассмеялась.
— Прекратите смеяться, вы, нахалка! Я — настоящая леди!
— Вы, Патриция, просто избалованная и безмозглая. Даже близко не подходите к Танис. И к моему мужу тоже.
Глаза Патриции блеснули.
— Знаете, я видела его совершенно голым, выходящим из воды. У него все тело загорелое, кроме… Если бы вас не было поблизости, то, может быть… — Она улыбнулась Диане самой кокетливой улыбкой. — Кто знает, что бы тогда было?
Ну почему она не может придержать язык? Диана поняла, что Патриция нащупала ее больное место и бьет прицельно. Может ли быть ее ревность такой очевидной? Видимо, да. Патриция неглупа. Тоже мне, леди! Уже спокойнее Диана повторила:
— Держитесь подальше от Лайонела.
— Посмотрим, ладно? Я все-таки намного моложе и не такая обгоревшая. — Патриция томно улыбнулась, подняла свой зонтик и пошла прочь.
Диана огорчилась, поняв, что в таких перепалках она не сильна. «Надо было дать ей затрещину и вывалять по земле», — подумала Диана, после чего глубоко вздохнула, вспомнив, каким был остров Саварол до появления здесь Деборы и Патриции. Все дышало таким покоем! Было даже немного скучновато. Как бы ей хотелось поскучать теперь!
— С этой вам никак не сладить, миссис, — сказала Дидо, вынырнув из палисадника за деревом франжипани.
— Как всегда подслушиваешь, Дидо? Нехорошо. Но ты права, она меня просто разнесла.
Дидо потрепала Диану по плечу.
— Вы и ваш красивый муженек скоро отсюда уедете, и вы позабудете всю эту чепуху.
— А что будет с моими друзьями, когда я уеду? — отозвалась Диана.
— Это уж вашему батюшке решать. Может, и зря он женился на этой своей миссис. Наверное, она здорово его одурачила. А вы уж успокойтесь и пойдите найдите своего муженька. Шли бы вы с ним в постельку. Тогда снова будете улыбаться.
Дидо была права. Тогда она снова заулыбалась бы, как дурочка. Диану пугала власть над ней Лайонела, особенно с тех пор, как она бывала нежной, словно утренняя роса, от одного его прикосновения. Ей стало интересно, почему она не обладает такой же властью над мужем. Может, она и обладает ею, но совсем немного. Лайонел однажды сказал, что все мужчины — простые создания и в этом отношении ничего не усложняют. Нет, власти такой у нее почти нет. И прежде всего потому, что Лайонел не любит ее.
— Я должна все вернуть на свои места, — сказала Диана, кивнув старой негритянке.
Почти час она писала письмо Люции; сокращенное изложение всех приключений после отъезда из Лондона. Ее не удивило, что на плечи ей легли сильные руки Лайонела и чуть сжали их, ее не удивил и собственный отклик на это прикосновение.
— Это Люции? — спросил он, и Диана услышала веселые нотки в его голосе. — Ты написала ей, что сделала меня честным человеком? — Он наклонился и нежно поцеловал ее в ушко.
— А я правда сделала? — спросила она и повернулась, чтобы посмотреть мужу в лицо.