– И что же такого ты сделаешь, чертово отродье?

– Ну...

– Думаю, сэр, что моей жене хотелось бы остаться одной.

– Джеймс!

Обернувшись, барон увидел своего бывшего зятя, стоявшего под низко нависшими ветвями ивы.

– Джесси не лгала вам. Она не потаскуха. Она жокей. Пойдемте в дом, сэр, вам не мешает выпить бренди. Джесси, хорошенько вытрись. Не хватало тебе еще простудиться!

Барон в последний раз окинул ее убийственным взглядом, пожал плечами и последовал за Джеймсом.

Завязывая ленты туфельки, Джесси подумала, что не уверена, хочет ли еще раз встретиться с отцом усопшей Алисии.

Следующие несколько часов она провела, обихаживая Селину, одну из арабских кобыл, на которой Джеймс скакал в Йорке. Джесси стояла на коленях, грязная, как последний конюх, смазывая маслом копыта Селины, когда заметила чью-то тень. Подняв глаза, Джесси увидела стоявшего над ней мужа в черных сапогах, темно-коричневых бриджах и белой рубашке с распахнутым воротом. Он выглядел чудесно – красивый, загорелый, самый привлекательный мужчина на свете. Джесси понимала, что неприлично пристально уставилась на него, да еще с открытым ртом, и поскорее отвернулась.

– Тебе еще много осталось?

– Не очень.

Она погладила Селину по ноге.

– Настоящая красотка. Сколько ей?

– Семь. Она от Януса и уже успела произвести на свет двух жеребцов, резвых, как ветер. Ну а теперь уже поздно, и ты крайне нуждаешься в хорошей ванне! Выглядишь, как прежняя Джесси. Больше я этого не допущу, поскольку чувствую себя рядом с тобой испорченным, развратным старикашкой.

Подождав минутку, он присел рядом на корточки и навил на палец выбившийся локон.

– Даже твои «ручейки» мокрые.

– Раньше у меня их вообще не было.

– Верно.

– Ты должен помнить об этом, Джеймс. Прежняя Джесси не носила атласных сорочек.

– Прости, что разорвал ее.

– Миссис Кэтсдор пообещала починить. Она уже поняла, что я не слишком хорошо управляюсь с иглой, но считает это естественным, поскольку я приехала из колоний и всю жизнь провела с лошадьми. Я объяснила ей, что по этой же причине ты тоже вряд ли умеешь шить, но она только сочувственно поцокала языком, погладила меня по руке и сказала, что я нуждаюсь в наставлении опытной женщины и она готова мне помочь.

– Она права, и ты достаточно молода, чтобы учиться.

– Он уехал?

– Барон? Да. Он несчастный человек, Джесси, и мне жаль, что все так вышло. С другой стороны, как тебе взбрело в голову купаться в пруду голой?

Вопрос был глупым, и Джесси не сочла нужным на него отвечать. Кроме того, необходимо было протереть копыто Селины. Поднявшись, она погладила лошадь и расчесала пальцами гриву.

– Теперь ты настоящая красавица, девочка моя, куда красивее меня, и я не могу бегать так быстро, как ты. Вот тебе морковка. Не кусай меня за пальцы, бери осторожно. Молодец.

Джесси отряхнула юбку, и хотя понимала, что выглядит замарашкой, однако «ручейки», влажные от пота, оставались на месте. Кроме того, на ней не было панталон. Она бросила на Джеймса лукавый взгляд.

– И что это означает?

– Я совсем голая под юбкой, – сообщила она, рассмеялась, подобрала платье и помчалась, оглядываясь через плечо, чтобы получше разглядеть Джеймса, который стоял, словно громом пораженный, и тупо смотрел ей вслед.

Глава 21

– Джеймс?

– Хм-м-м?

– Много женщин умирают родами? Джеймс оторвал губы от шеи жены и откинулся в кресле, закрыв глаза.

– Да. Но ты не умрешь, Джесси. Клянусь. Я ведь говорил, что после смерти Алисии прочел все книги по акушерству. И расспрашивал Джорджа Рейвна. Не волнуйся.

– Возможно, я вообще не забеременею, после того как всю жизнь провела в седле.

– Где ты наслушалась этого вздора? Нет, не отвечай. Опять твоя мамаша, верно?

– Да. Она сказала, что я все себе растрясла и перестала быть женщиной.

– Однако сохранила девственность.

– Да, верно! – воскликнула она и при этом казалась довольной, как Фред, который в очередной раз припер к стене Клоринду, чтобы получить очередной удар клювом. – Да, ты прав – настоящее облегчение знать об этом. Может, и все остальное в порядке. По крайней мере я на это надеюсь. Я очень люблю жеребят и Чарльза с Энтони.

Воспоминание о том, как подалась под его натиском хрупкая преграда, заставило Джеймса затрепетать от вожделения. Он снова почувствовал, как врезается в нее. Картина получилась настолько яркой, что он едва не излился.

Джеймс притянул жену к себе и снова принялся покрывать быстрыми поцелуями-укусами ее шею. Джесси сидела у него на коленях в их общей спальне. Общей. Джеймс втолковал ей это сегодня, когда они поднялись наверх после ужина. Он не позволит жене спать одной в смежной комнате. Такое положение ему решительно не нравилось.

Джесси, совершенно ничего не знавшая о том, где и как должны спать супруги, серьезно кивнула.

– Я лучше буду спать с тобой. Никогда раньше ни с кем не спала. Какое интересное приключение! – И, наморщив лоб, добавила: – Знаешь, Джеймс, мне кажется, папа и мама не спали в одной постели.

– Ты снова трещишь, как сорока, Джесси.

– Прости. Ужасно нервничаю, Джеймс. Я в ночной сорочке, и ты знаешь, что под ней я совсем голая. Ты в халате, и мне известно, что под ним ничего нет. Поневоле чувствуешь себя не в своей тарелке.

Джеймс улыбнулся, целуя ее волосы, и, крепко прижав к себе, сказал:

– Ты права – мне тоже не по себе. Никогда не думал, что буду питать к тебе какие-то чувства, кроме желания прийти первым на скачках. И теперь, развязав этот миленький бант, я могу просунуть руку за ворот и коснуться твоей груди. Ты такая мягкая... Джесси, я плохо разглядел тебя сегодня, пока ты лежала на обеденном столе. Давай распахнем сорочку.

Он развязал еще три банта и раздвинул края выреза. Мягкий муслин разошелся до самого пола. Джеймс смотрел, только смотрел, и ничего больше, и после нескольких бесконечных минут положил руку на ее бедро, повернул к себе и начал целовать, но тут же с удивлением и необычайным удовольствием почувствовал, как она распутывает пояс его халата.

– Да, – шепнул он, не отрывая губ от ее теплого рта, – я хочу ощущать прикосновение твоей груди. Боже, Джесси, это невероятно.

– Невероятно, – согласилась Джесси, трепеща от странной, настойчивой пульсации внизу живота.

Нетерпеливое предчувствие охватило ее. Твердые округлости уперлись в его поросшую светлыми завитками грудь. Она чуть шевельнулась, и оба застонали.

Джеймс рассмеялся. Именно он из них двоих обладает некоторым опытом, и ему не следовало таять, словно воск, лишь потому, что ее соски трутся о его волосы.