— Кровь, — тихо сказал ей Грэлэм. — Боюсь, она потеряет младенца. Она ведь беременна?
Итта почувствовала, как вся холодеет.
— Да, — подтвердила она шепотом.
Старая нянька некоторое время стояла как в столбняке и смотрела на Кассию, лежащую в луже крови, потом, испустив отчаянный крик: «Моя крошка!» — Итта подбежала к постели и схватила Кассию за руку.
— Что мне делать? — глухо спросил Грэлэм из-за ее спины.
Итта попыталась взять себя в руки.
— Нам нужны чистые тряпки, милорд, и горячая вода. Мы должны сделать все, чтобы она не истекла кровью и не умерла к утру.
Грэлэм тотчас же повернулся и остановился, только услышав крик Итты:
— Милорд, ваша ночная рубашка!
— Ты знала, что она ждет ребенка?
Доброе лицо Итты искривилось как от боли.
— Знала, милорд, и собиралась сказать об этом ей, когда бы она сама не поняла этого.
— Жаль, что ты не сказала ей раньше, до того, как она вздумала играть в мужские игры.
— А разве вы не знали, милорд?
Грэлэм сделал жест рукой, не оставлявший сомнения в его значении. Он очень хотел прикрикнуть на старуху, объяснить ей, что он мужчина и не его дело обращать внимание на женские недомогания. Но он сдержался. На самом деле его уже давно беспокоило, что у нее не было обычных кровей. А разве он не заметил, что ее груди округлились, стали полнее?
— И какой срок у нее был? — спросил Грэлэм.
— Небольшой, — ответила Итта, — месяца два, не более.
Он смотрел на жену, спавшую после новой порции отвара, приготовленного ей нянькой. Она была так бледна, будто в теле ее совсем не оставалось крови. Ее ночная рубашка, запачканная красным, лежала на полу, завернутая в тряпки. Грэлэм судорожно сглотнул:
— С ней будет все в порядке?
— Да, кровотечение прекратилось. — Итта беспомощно терла свои узловатые руки одна о другую. — Надо было ей сказать. Но я подумала, что, раз теперь она замужняя леди, а вы опытный мужчина, она поймет, что…
Грэлэм только отмахнулся от ее объяснения. Он чувствовал себя беспомощным и раздраженным.
— Я женился на девочке, — сказал он резко. — Как можно было ожидать, что она все знает о том, как живет и действует женский организм?
— В последнее время, милорд, ее занимало другое, — Итта посмотрела ему прямо в лицо.
— Да, она училась ездить на лошади по-мужски и пыталась овладеть мужскими воинскими искусствами.
— В том не было ее вины, — возразила старуха твердо
— Так она тебе в конце концов призналась, что солгала мне? Обо всем, что случилось прежде?
— Моя госпожа не лжет, милорд.
Грэлэм фыркнул.
— Ты плохо ее знаешь. Но теперь это не важно. Иди спать. Я позову тебя, если она проснется.
Итта задержалась, осуждающе глядя на хозяина, у нее было огромное искушение сказать ему, какой он глупец, но она заметила страдание в его темных глазах и придержала язык. Этот грубый рыцарь неравнодушен к Кассии, подумала она, но насколько сильно его чувство?
Шаркая, старая нянька вышла из комнаты, кости ее скрипели от усталости.
Проснувшись, Кассия недоуменно замигала от яркого солнечного света, струившегося в окно спальни. К ней вернулись воспоминания, и она замерла, ожидая страшной боли. Но боли не было. Она чувствовала себя усталой; ей казалось, что все ее тело избито. Она криво улыбнулась, припомнив, какому испытанию подверглась накануне.
Но кровь! Что же с ней случилось?
— Вот, выпей это.
Кассия медленно повернула голову на голос мужа. Потом почувствовала, как его рука скользнула ей под голову, приподняла ее с подушек, и ей пришлось пить какой-то сладкий отвар.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил Грэлэм, осторожно укладывая жену обратно на подушки.
Она попыталась улыбнуться, но улыбка вышла какой-то беспомощной.
— Я чувствую себя так, будто ты как следует поколотил меня, милорд. Но я не понимаю. Что означает кровотечение и боль в животе?
— Ты… ты потеряла своего ребенка.
Она непонимающе смотрела на него.
— Я была беременна?
Он кивнул, и Кассия почувствовала, как все ее тело леденеет. Она прошептала упавшим голосом:
— Я не знала. О нет!
Глаза ее наполнились слезами; слезы покатились по щекам, но у нее даже не было сил смахнуть их.
Грэлэм вытер глаза жены уголком одеяла. Ему хотелось утешить Кассию, но внезапно его охватило чувство горечи, и он сказал холодно:
— Полагаю, даже твоя наставница Чандра знала об этом достаточно и умела обуздывать свои желания, когда ждала ребенка.
От несправедливости его слов Кассия онемела. Неужели он решил, что и в этом случае она ему солгала? Знала, что беременна, и рискнула, а теперь попыталась выгородить себя с помощью лжи?
Неужели он заподозрил, что она по доброй воле подвергла опасности своего младенца? Их младенца? Это было свыше ее сил. Она медленно отвернулась от него и плотно зажмурила глаза, стараясь сдержать непрошеные и ненужные слезы. «Больше не стану плакать», — решила она про себя.
— Возможно, — голос Кассии звучал так тихо, что де Моретону пришлось наклониться, чтобы услышать ее, — для меня было бы лучше умереть.
Грэлэм с трудом перевел дух.
— Не говори вздора, — перебил он резко. — У тебя будут еще дети.
«Будут ли?» — молча спрашивала она себя.
— Ты не будешь винить во всем Рольфа? Он не знал о ребенке, клянусь.
— Я не чудовище, — ответил Грэлэм холодно, на мгновение забыв о том, какую головомойку устроил Рольфу.
— Теперь тебе надо отдыхать и восстанавливать силы. Твоя Итта только и ждет, чтобы ей позволили поухаживать за тобой. Я приду к тебе позже.
Кассия смотрела, как муж идет к двери, такой мощный, такой неуязвимый и неуступчивый. Он даже не оглянулся на нее.
Вечерняя трапеза, которую Итта подала Кассии, была рассчитана на то, чтобы вызвать у нее аппетит.
— Ешь, детка. Повар приготовил тушеную говядину специально для тебя. Он положил в блюдо травы и специи, как ты учила. А вот горячий свежеиспеченный хлеб с медом.
Кассия ела долго. Когда она чувствовала себя слишком усталой и слабой, чтобы поднять ложку, она откидывалась на пуховые подушки.
— Где милорд?
— В зале, — ответила Итта сдержанно, не сводя глаз со своей питомицы. — Все о тебе беспокоятся. Бедный Рольф был готов убить Брана.