— У этой игры нет названия, но она возникла в давние времена. Когда вы освоите ее на близком расстоянии, девушка, я возьму вас с собою на гребень холма, и вы попытаетесь играть с приличной дистанции. Тогда вы наберете для нее свои собственные камни. Лучше, конечно, те, что покруглее.
При второй попытке Джоанна промахнулась. Огги сказал ей, что она была недостаточно внимательна. Конечно, она должна была попробовать еще раз. Она так стремилась сделать ему приятное и попасть в ямку, что и не заметила, как они перешли на гэльский.
Почти весь день она провела с Огги. Колум, очевидно, наблюдал за нею. Он то и дело появлялся на вершине холма, желая удостовериться, что она на месте, на лугу.
И отходил от греха подальше. Через несколько часов Огги объявил перерыв и пригласил ее на противоположную сторону луга, где он оставил свои съестные припасы. Опускаясь на землю, он закряхтел и оперся на ее руку. Потом пригласил ее сесть возле него и вручил ей кожаную флягу.
— Я должен предложить вам угощение, дитя, — заявил он. — Это uisgebreatha.
— Дух жизни, — перевела она.
— Нет. Это вода жизни, девушка. У меня есть особый заварной чайничек, который я сделал для себя по образцу, изученному во владениях Мак-Кея. Наш лаэрд позволил мне взять его с собой, когда мы шли к маклоринцам. Мы все отверженные, знаете ли, все и каждый. Я сам был из клана Маклида, прежде чем препоручил себя Мак-Бейну.
Джоанна заинтересовалась его рассказом.
— Отверженные? Я не понимаю, о чем вы говорите, сэр.
— Все мы были выброшены из своих кланов, по разным причинам. Судьба вашего супруга была решена в тот день, когда он родился бастардом. Когда все мы стали мужчинами, он собрал нас вместе и обучил так, что и самые юные стали превосходными воинами. Конечно же, у каждого из нас есть свой талант. Мой талант можно попробовать сразу, без промедления.
Было бы грубостью отказаться. Джоанна подняла флягу, вытащила пробку, сделала маленький глоток, и ей показалось, что она хлебнула жидкого огня. Сначала она задохнулась, потом закашлялась. Огги пришел в восторг. Для начала он хлопнул себя по коленям, а потом ребром ладони стал стучать по ее спине, чтобы помочь ей отдышаться.
— А ведь это прекрасная вещь, не так ли?
Она могла только кивнуть в знак согласия.
— Теперь идите домой, дитя, — распорядился он. — Лаэрд Мак-Бейн удивится, где это вы пропадаете.
Джоанна поднялась и предложила свою руку Огги, чтобы помочь ему.
— Спасибо вам за прекрасный день, Огги. Старик улыбнулся:
— Вы уже переняли мое произношение, дитя. Это мне нравится. Вы ведь умница, не так ли? В ваших жилах должна течь хотя бы капля нашей крови.
Она поняла, что он поддразнивает ее, поклонилась и собралась уйти. Но прежде спросила:
— Но вы захотите взять меня завтра с собою на гребень холма?
— Возможно, — ответил он.
Джоанна улыбалась. День прошел совершенно восхитительно. Разумеется, ее привел в некоторое смятение гнев мужа, но это не было ужасно. К тому же она узнала кое-что важное о своем супруге: он умеет совладать со своим гневом. Гнев не управляет им — это было для нее настоящим откровением.
Колум ждал ее на гребне холма. Он наклонил голову в знак приветствия, и они пошли вместе к башне.
— Я наблюдал, как вы играли с Огги, — заметил он.
— Это было забавно, — откликнулась Джоанна. — Знаете ли, Колум, я думаю, что Огги — один из самых интересных людей из всех, которых я знала, исключая, конечно, моего отца.
— Мне Огги тоже напоминает моего отца. Он рассказывает такого же рода пикантные истории о прошлых временах и так же, как и отец, всегда смешивает правду с легендами. — Желая сказать ей приятное, Колум прибавил: — Огги был бы польщен сравнением с вашим отцом.
— Он был бы оскорблен, — поправила она, смеясь. — Мой отец был англичанином, Колум. Огги не смог бы не обратить внимания на этот факт. — И она переменила тему разговора: — У вас, наверное, были более важные обязанности, кроме как не спускать с меня глаз. Разве мой супруг поручил вам следовать за мною весь день?
— У меня нет обязанности важнее, чем охранять мою госпожу, миледи, — отвечал солдат. — Однако завтра наблюдать за вами будет поручено Киту.
— Кит — это первый командир маклоринских солдат?
— Так. Он отвечает за них только перед лаэрдом.
— А вы — первый командир макбейновских солдат?
— Да.
— А почему?
— Что почему, миледи?
— Почему нет одного командира и для макбейновских и для маклоринских солдат?
— Вероятно, этот вопрос вы могли бы задать супругу, — заметил Колум. — У него есть веские причины для того, чтобы позволить маклоринцам иметь своего собственного командира.
— Хорошо, я спрошу его, — сказала она. — Мне интересно узнать все о здешней земле и ее людях. Но где мой муж?
— На облаве, — ответил Колум. — Он может вернуться в любой момент. А вы заметили, миледи, что мы говорим по-гэльски? Вы удивительно быстро усваиваете наш язык, ведь вы учили его всего лишь четыре недели перед тем, как приехать сюда.
Она покачала головой:
— Нет, Колум, я добросовестно учила его почти четыре месяца, с отцом Мак-Кечни. В тот момент, когда ваш лаэрд спросил меня, сколько времени я изучала гэльский, я была взволнованна и нужные слова выскочили у меня из головы. О, я вижу по вашему лицу, что мое произношение все еще ужасно.
Странно, но, как только Колум заметил, что она говорит по-гэльски, она опять стала спотыкаться о слова, а ее выговор временами был просто ужасен.
Они уже пересекли двор, когда Колум заметил лаэрда.
— А вот и ваш муж, миледи.
Джоанна поспешно выпрямилась, откинула прядь волос назад на плечи, потерла щеки, чтобы вызвать румянец, и поправила складки на пледе. Заметив, в каком состоянии были ее руки, совершенно измазанные грязью из-за веселого времяпрепровождения с Огги, она быстро спрятала их за спину.
Земля дрожала под копытами коней, когда отряд воинов въехал на ближайший косогор Габриэль скакал впереди всех на одной из тех лошадей, которых она подарила ему в день их свадьбы. Это была самая горячая из всей шестерки, белая, как свежевыпавший снег, без единой отметины. Она легко несла на себе всадника.
— Он выбрал мою любимую лошадь, — сказала Джоанна Колуму.
— Она красавица.
— И сама это знает, — добавила Джоанна. — Рейчел ужасно тщеславная. Она любит делать курбеты, чтобы порисоваться.
— Это потому, что она гордится выпавшей ей честью нести на себе нашего великого лаэрда, — заявил Колум.