– Я знаю, Кири, знаю, – перебил ее Меррик, стараясь не рассмеяться. – Но дело в том, что сейчас положение твоего отца слишком э.., сложное.
– Кири права, – сказала Чесса. – Почему он не может жениться на мне?
– Чесса, – попытался урезонить ее Рорик. – Замолчи.
– Нет, не замолчу. Кири, твой папа может сделать меня своей женой уже сегодня днем, стоит ему только захотеть. Или вечером, если Миране нужно время для приготовлений к свадебному пиру. Я помогу твоему отцу узнать, кто он и откуда и почему его чуть не убили, когда он был маленьким мальчиком, а потом продали в рабство, как твою тетю Ларен.
– А может, мой отец не хочет жениться, потому что он очень любил мою маму? – предположила Кири. – Может, ты ему вообще не нравишься? Я не знаю.
Она вырвалась из рук Меррика и побежала к двери – Кири, милая, – крикнула ей вдогонку Ларен, – поиграй во дворе со своими кузенами. Смотри, не выходи за ворота.
Клив возвратился вечером, держа на руках спящую Кири.
– Мы весь день просидели на вершине утеса на восточном берегу, наблюдая за чернозобиками и сорочаями.
Больше он не сказал ничего и избегал смотреть на Чессу вплоть до самой ночи, когда все обитатели общего дома начали готовиться ко сну. Тогда он подошел к ней, посмотрел на нее сверху вниз и, помолчав несколько мгновений, сказал:
– Погляди на мое лицо. Она поглядела на его лицо.
– Что ты видишь?
Она улыбнулась, потом медленно подняла руку и провела кончиком пальца по его губам, его носу, его бровям и, наконец, по шраму на его щеке.
– Я вижу тебя, – сказала она. – Я вижу мужчину, которого хочу, мужчину, который всегда будет для меня единственным. Я вижу тебя, и мне хочется улыбаться и смеяться и, может быть, даже немного потанцевать. Я хочу целовать тебя и касаться тебя. Я знаю, что передо мной тот, кого боги создали для меня. А теперь, Клив, погляди на мое лицо. Что ты видишь?
Он поглядел на нее, но не стал касаться ее, как она коснулась его.
– Я никогда не видел глаз такого цвета, как у тебя, – тихо проговорил он. – Я думал, они такие же, как у Мираны, но я ошибался. Зелень твоих глаз темнее, чем у Мираны, в этом тусклом свете они выглядят почти черными, а их уголки слегка приподняты, и от этого кажете”, будто тебе ведомы некие тайны, неизвестные остальным. Это так, Чесса?
– Нет, не так.
Ей очень хотелось поцеловать его в губы. Когда-то она несколько раз целовалась с Рагнором, и это слияние губ показалось ей странным.
– Клив…
Она встала на цыпочки. Ее сердце билось так неистово, так громко, что она была уверена: он слышит его удары. Она положила обе ладони ему на грудь и почувствовала жар его тела и сильный, ровный стук его сердца.
– А что еще ты видишь, Клив?
– Я вижу женщину, которая отказывается делать то, что ей говорят.
– И это все, что ты видишь? Необычные глаза и женщину, которая не желает, чтобы ее водили на поводу? Я чувствую стук твоего сердца, Клив. Сейчас оно бьется очень быстро.
– Если бы ты стояла еще ближе, то почувствовала бы и другое – твердость моего мужского естества. Пойми, принцесса, я мужчина, а мужчина всегда готов переспать с хорошенькой женщиной. Как видишь, все очень просто.
Он взял ее за запястья, мягко отстранил от себя и отступил сам.
– Меррик, его люди и я отвезем Рагнора, Керека и Торрика в Йорк. Это займет только пять дней, во всяком случае, не больше восьми, даже если погода испортится или случится что-нибудь непредвиденное. Когда мы вернемся, ты поплывешь со мной в Руан. Уверен, что до тех пор у тебя начнутся месячные. Вряд ли ты беременна. Думаю, дело не в том, что ты могла понести от Рагнора, а в твоем своенравии и упрямстве. Ты не желаешь подчиниться воле твоего отца и выбрала этот путь, чтобы добиться своего. Но у тебя ничего не выйдет. Если ты откажешься выйти замуж за Вильгельма, я отошлю тебя обратно к Ситрику.
– Разве ты не слышал, что я сказала? Я не принцесса. Он пожал плечами:
– Я уже сказал тебе: раз ты дочь короля Ирландии, значит, ты принцесса. То, как он стал королем Ирландии, не имеет значения. По мне, так ты могла бы рассказать свою историю и при Рагноре, а он мог бы раззвонить ее по всему свету. Это все равно ничего бы не изменило. Мы с Мерриком отплываем завтра утром. Спокойной ночи, принцесса.
Она молча смотрела ему вслед. Он считал, что должен сдержать слово, данное им герцогу Ролло и ее отцу. Надо придумать какую-нибудь вескую причину, которая заставила бы его решить, что теперь это уже не важно. Но дело не только в данном им слове. Женщина, которую он любил, пыталась убить его. После такого любой мужчина начнет опасаться женщин. Надо будет доказать ему, что ее незачем опасаться, что он может ей доверять, доказать, что она никогда не причинит ему зла и никогда его не предаст.
А что, если он действительно нисколько не любит ее? Нет, этого не может быть. Все видели, в какое бешенство он впадал, когда Рагнор посягал на нее. Пожалуй, придется сказать ему правду. Что она не принцесса, он уже знает, но он не знает, что она все еще девственница. О боги, какое лицо будет у него, когда она скажет ему об этом! Только теперь она поняла, что сама себе вырыла глубокую яму и вот-вот рухнет в нее. А какой замечательной показалась ей вначале эта мысль… Ведь если она больше не девственница, то Вильгельм не захочет взять ее в жены, и она будет свободна и сможет выйти замуж за Клива. А когда она наконец отдастся ему, ее девственность станет для него приятной неожиданностью.
Но теперь она поняла, что он воспримет все совершенно иначе. Узнав, что она солгала, он решит, что она ничем не лучше этой мерзавки Сарлы. О, если бы эта" Сарла не умерла, если бы она оказалась сейчас здесь, перед Чессой! Честное слово, она убила бы эту дрянь за то, что та сделала с Кливом. Наверняка ей рассказали только часть этой гнусной истории. Хотелось бы узнать о ней побольше. Намного больше.
* * *
Меррик, Клив и два десятка воинов из Малверна отплывали на рассвете. Все жители Ястребиного острова собрались на берегу, чтобы проводить их. Чесса, Ларен и Мирана стояли на пристани бок о бок, глядя, как мужчины грузят на корабль съестные припасы. Энтти вручила Меррику большой мех с пивом и сказала:
– Я не хочу, чтобы хоть капля моего пива попала в ненасытную глотку Рагнора. Выпейте его в первый вечер после отплытия из Йорка, когда наконец отделаетесь от этой троицы.
Старая Альна явилась на пристань, чтобы проститься с капитаном Торриком. Она ласково погладила его связанные запястья и прокудахтала:
– Эх, красавчик, в прежние времена ты бы не задумываясь бросился в драку, чтобы заполучить меня. Я была куда красивее, чем эти курицы, что стоят рядом со мной.
– Но Альна, если ты и вправду была такая красотка, то в прежние времена за твою благосклонность сражался бы не я, а мой дедушка. И если бы он победил, я бы мог быть твоим внуком.