– Разума у нее меньше, чем у Таби. – И тут же Меррик проклял самого себя за то, что вступил с Ларен в разговор о Летте. Как он обойдется с навязанной ему невестой, касается только его одного и никого более. – Женщины часто ведут себя как дети, – продолжал он-. Меррик перекатился на спину, со всех сторон его окутывала темнота. Он выдержал паузу, пытаясь промолчать, пропустить мимо ушей подначку, но не справился с собой:
– Что за сравнение пришло тебе на язык? Почему ты называешь себя мишенью, а меня мечом? Ты издеваешься надо мной, ты намекаешь, что мне не хватает навыка в этом деле?!
– Я спрашивала у Сарлы, как это бывает, когда мужчина соединяется с женщиной, и она уверяла меня, что после первого раза это не больно и даже в первый раз ничего, если только мужчина ласков и у него достаточно опыта. Сначала это даже приятно, так сказала Сарла, а потом она замолчала и больше ни слова не добавила. Поэтому я и решила, что тебе, наверное, нужно еще попробовать.
Меррик почувствовал, как в нем закипает гнев, но больше на самого себя, чем на девушку. Он обошелся с ней грубо, неуклюже.
– Тебе все еще больно?
– Да.
– Я не собираюсь пробовать, пока ты не поправишься и сама не захочешь меня и не начнешь разговаривать со мной вежливо. А теперь придержи язык. Ты прекрасно знаешь, что каждым своим словом задеваешь меня, хотя и преподносишь все оскорбления в красивой обертке.
– Я ведь сказала, Меррик, та ночь – единственная. Конечно, жаль, что я так и не узнаю, приятно ли женщине быть с мужчиной, но я не собираюсь слишком сильно привязываться к тебе.
– Вот как? Почему же ты глядела на меня, и глаза у тебя сияли, словно у малыша, которому положили на тарелку яблоко с медом? Я-то интересуюсь тобой лишь постольку, поскольку тело мужчины так устроено: стоит женщине, даже вроде тебя, посмотреть на него, и оно уже готово к бою. Тут я ничего не могу поделать, но я вовсе не хочу снова войти в тебя, вовсе нет, богами клянусь. – Тут Меррик запнулся, понимая, что нет никакой пользы впустую лгать и ей и себе. Он своими руками роет себе могилу, и она поглотит его, если он немедленно не заткнется.
Ларен ничего не ответила, совсем ничего, а Меррик ждал ее слов, не желая больше говорить, боясь проболтаться. Он ждал, пока в полной тишине не различил ее тихое дыхание – Ларен уснула. Так бы и придушил ее! Навыка ему не хватает, видите ли! Он давно уже умеет ублаготворять женщин, об этом позаботились в свое время его отец и прелестная Гуннвор, коснувшаяся его в том самом месте, когда Меррику исполнилось всего двенадцать лет. Неужто он виноват в том, что слишком сильно хотел Ларен и вошел в нее прежде, чем успел подготовить ее? Неужто он виноват?
* * *
На следующее утро хлынул дождь, все оказались заперты в доме, раздражены вынужденным бездельем, мужчины ссорились и дрались, детишки вопили и тузили друг друга с не меньшим рвением, чем мужчины, даже животные бесились, и козленок укусил за ногу одного из людей Торагассона. Клив посоветовал Меррику, не дожидаясь вечера, собрать всех и послушать сказку.
– Ларен очарует их как всегда, – сказал Клив, улыбаясь человеку, которому он вверил свою жизнь, – мужчины перестанут драть глотки, и все головы уцелеют нынче на плечах.
– Вряд ли ей удастся околдовать коз, – проворчал Меррик, но людей созвал.
Так и вышло, что еще до полудня все смолкли и приготовились внимать рассказу Ларен.
– Рольф все дальше и дальше уходил в лес. Густые заросли не давали солнцу светить на него, Рольф замерз, он искал животное, которое могло бы убить его, но никто не попадался ему на пути. Кролики скакали вокруг, и куропатки взлетали в воздух, когда Рольф приближался к ним, но из хищных зверей ему до сих пор повстречалась только лиса.
На третий день странствия Рольф вышел к краю маленькой поляны, необычайно красивой, самой красивой, какую Рольф когда-либо видел, и он удивился, что впервые попал в эти места, – ведь он вырос рядом с лесом и всегда охотился в нем. И все же он оказался на незнакомой ему поляне, поросшей пестрыми цветами, и солнечный луч вновь упал на его лицо. И тут, когда Рольф боялся уже потерять рассудок, он различил на дальнем конце поляны прекрасное животное, похожее на маленькую лошадь. Лошадка не двигалась, она стояла, задрав голову, вдыхая утренний воздух, помахивая пышным белым хвостом, и Рольф понял, что животное ничуть не боится его.
Конек кивал головой, словно приглашая Рольфа подойти поближе. Рольф медленно направился к нему и, подойдя, разглядел, что то была вовсе не лошадь – такого зверя он никогда еще в жизни не встречал.
Теперь, когда животное обернулось к нему, Рольф увидел, что изо лба у него растет рог, и этот рог был из чистого золота.
Рольф подошел к животному и осторожно протянул к нему руку.
Необыкновенный зверь фыркнул, затем вытянул изящную белую "морду и ткнулся носом в ладонь Рольфа.
– Кто ты? – спросил Рольф и сам удивился, когда заметил, что разговаривает с животным. Еще больше он изумился, когда зверь тихо ответил ему:
– Рольф, меня зовут единорогом, но это еще не все. Ты узнаешь больше, если придешь завтра на это же место, а сейчас возвращайся домой, потому что ты давно уже бродишь по лесу и сильно устал.
С этими словами единорог повернулся, поднялся на задние ноги – роскошная белая грива и хвост развевались в воздухе, – а затем он отвернулся от Рольфа и поскакал в лес. Рольф готов был поклясться, что издали до него донесся голос:
– Не забудь завтра взять с собой меч, в лесу небезопасно.
Рольф пошел домой, и, как ни странно, обратный путь занял у него всего час. Братья обрадовались ему, дали хорошей еды и вина и в тот день даже не дразнили его. Они хлопали Рольфа по спине, твердя, что страшно рады его возвращению, и вскоре уже он рассказывал им про единорога, подробно описывал и самого зверя, и его чудный золотой рог. Он поведал братьям, что единорог умеет говорить и что он приглашал его завтра на ту же поляну. Не кажется ли братьям все это удивительным, загадочным? Что ж это за животное, которое так внезапно явилось Рольфу?
Потом он спросил братьев, как ему обойтись с новым знакомцем. Рагнор боялся, что брат лишился рассудка и что единорог только привиделся ему. Однако он снова спросил:
– Ты говоришь, рог сделан из чистого золота?
– Да, – подтвердил Рольф, – из чистейшего золота, если глаза мои не солгали.
Братья вновь умолкли и погрузились в раздумье… Тут Ларен, по обыкновению, остановилась и улыбнулась Олафу Торагассону:
– – Мой господин, что бы ты теперь сделал на месте Рольфа?
Олаф Торагассон сжал кулаки и уперся ими в бок:
– Что ж, я бы убил это животное и отрезал бы его золотой рог. Я бы продал его самому богатому князю и стал бы так же богат, как и он.
Когда затихли радостные клики (на этот раз веселились в основном люди Торагассона), Ларен обернулась к Эрику: