Джейми слышала бормотание мужа, но была слишком занята, чтобы прислушаться повнимательнее и понять, о чем идет речь, тем более что Ангус принялся скандалить и требовать, чтобы с его руки немедленно сняли шину.
– Если пальцы двигаются, Ангус, это еще не означает, что кости срослись, – уговаривала его Джейми. – Вам придется походить так еще с месяц, если не больше. Элизабет, вы обратили внимание, как хорошо зарубцевалась рана на груди вашего мужа?
– Да, Джейми, мы так признательны вам. Ведь правда, Ангус?
– Весьма, – ответил Ангус с такой кислой физиономией, что Джейми не выдержала и рассмеялась. Она уже знала, что под внешней мрачностью этого человека скрывается нежное сердце.
Понимающе переглянувшись с Элизабет, Джейми побежала за ширму отнести инструменты и вернулась в зал, чтобы забрать Мери и уложить се спать.
Девочка сидела на коленях у Кинкейда и, открыв рот, слушала сказку. Но глаза Джейми навернулись слезы, настолько трогательной была эта картина. Сейчас любовь к мужу переполняла ее. Какой же он нежный и заботливый! Если бы он только знал, как она его любит! Но как открыть ему сердце? Вдруг он оттолкнет ее?
Джейми нахмурилась – какое ей дело до того, примет он се любовь или нет? Главное, что она любит сама и надеется, что со временем ее чувство станет взаимным.
Почему она раньше считала, что все шотландцы враги? Джейми зашептала молитву, вспомнив свои мысленные прегрешения, и поспешила присоединиться к компании, внимательно слушающей сказку Алека. Мужчины были явно довольны, но лицо Элизабет выражало ужас. В чем дело? И тут Джейми услышала:
– И тогда могучим ударом он отсек ему руку…
– Что ты рассказываешь ребенку? – закричала Джейми.
– Одну историю, – ответил Алек. – А что?
– Что же это за история? – спросила Джейми, выхватывая девочку из рук мужа.
– Сражение с нортумбрианцами, – ответил Алек.
– Со всеми кровавыми подробностями, – добавила Элизабет.
– Алек, теперь девочке ночью будут сниться кошмары!
– Но ей понравилось. Верни мне ребенка, Джейми, я еще не кончил.
– Да, пусть закончит свой рассказ, – вмешался Гавин.
– Ей пора спать. – Джейми не могла удержаться от смеха, заметив, с каким нетерпением мужчины жаждали продолжения. – Мне и в голову не могло прийти, что ты посвятишь невинного ребенка в историю твоих сражений, муж.
По выражению лиц мужчин Джейми поняла, что они удивлены ее замечанием.
– Поцелуй Мери на ночь, – велела она, протягивая мужу девочку.
– Ложись сейчас спать, Мери, – шепнул Алек дочери, нежно целуя ее. – Продолжение будет завтра.
Он поставил малышку на пол, и она, подбежав к камину, улеглась на тростниковой циновке.
– Она что, собирается там спать? – спросил Алек.
– Думаю, да, – ответила Джейми, снова беря девочку на руки. – Наверное, бабушка клала ее спать у камина, и Мери помнит это. Значит, она не так долго жила с той ужасной женщиной и не успела все забыть. Мне говорили, что от жестокости дети трогаются умом. Почему ты на меня так странно смотришь, Алек? У тебя такой взгляд, будто тебя ударили палкой по голове. Не беспокойся за Мери, Алек. С ней все в порядке.
Алек через силу улыбнулся.
– Я и не беспокоюсь, – ответил он. – Ты наверняка вынянчишь ее.
– Давай сегодня спать наверху. Я должна быть рядом с Мери, вдруг я ей понадоблюсь ночью.
«Это мне ты понадобишься ночью, – подумал Алек. – Когда же ты догадаешься, что нужна мне?»
Кинкейд взглянул на Мери, безмятежно спящую на плече у Джейми. По всему чувствовалось, что ей там очень уютно.
«Скоро синяки сойдут с ее тела, а Джейми вылечит се душу. Девочка будет хорошей и послушной, такой же послушной, каким стал я под влиянием ее нежной души… и любви».
По тому, как Джейми смотрела на него, Алек внезапно понял, что она его любит. Возможно, что она еще сама этого не осознает, но придет время, и она поймет, что любит его, что в нем одном ее счастье…
«Сам Господь послал мне ее», – решил Алек. Если бы год назад кто-нибудь сказал ему, что он полюбит своевольную упрямую англичанку, он бы рассмеялся этому человеку прямо в лицо и ударом кулака сшиб его с ног за оскорбление.
Пожалуй, он признается ей в своей любви и сделает это как можно быстрее, сегодня же ночью. Он произнесет слова любви по-кельтски и посмотрит, что из этого выйдет.
– Алек, – прервал его размышления Ангус, – я тебе еще нужен?
– Нет, Ангус. Вы с Элизабет можете идти домой. Мы все обсудим завтра.
Гавин подождал, пока семейная пара скрылась за дверью, и спросил:
– Ты что-нибудь выяснил, Алек? Ты уже знаешь, кто пытался убить миледи?
– Почему ты ничего не рассказываешь нам? – вмешался Маркус.
– Перестань хмуриться, Маркус. Придет время, и я вам все расскажу. Вы проверили комнаты наверху, Гавин?
– Я слежу за всеми дверями, – ответил тот. – Эдит сейчас в комнате у Мери. Она хочет попросить у миледи разрешения остаться со своей племянницей на ночь.
– Стража будет стоять всю ночь под окнами твоей спальни, – сказал Маркус.
– Поставьте еще двоих у лестницы. Никто не должен подниматься наверх.
– Так ты выяснил, кто это сделал? – настаивал Гавин.
– Я почти уверен, что знаю это. Завтра мы расставим наши сети, и убийца попадет в них. Все это время я искал не там, где надо. Если моя догадка подтвердится, отец Мердок сможет освятить могилу Елены.
– Не понимаю, – прошептал Маркус.
– Сейчас я почти уверен, что Елена не убивала себя, – ответил Кинкейд. – Она была убита.
«Он обращается с ней, как с дорогой реликвией. Дурак! Неужели он думает, что сможет остановить меня? Во мне слишком много хитрости, и я ему не по зубам.
Пришло время снова бросить ему вызов. Я убью эту девчонку завтра. Ребенок пока подождет… Сначала нужно насладиться одним убийством.
Боже, дай мне тогда силы скрыть мой восторг!»
Когда Алек вошел в комнату, Джейми крепко спала. Ее лицо было прекрасным и безмятежным. Алек откинул одеяло, нагнулся и обнял ее. Она застонала во сне и, вытянув обнаженную ногу, коснулась его ноги.
Даже спящая она возбуждала его. Алек провел ладонью по стройной спине, и Джейми, не открывая глаз, что-то прошептала. Может быть, просила оставить ее в покое? Но он уже не мог совладать с собой.
Спящая жена казалась Алеку богиней. Ночная рубашка сбилась вверх, обнажив стройные ноги, кожа в тусклом свете свечи отливала золотом. Алек склонился над женой и осторожно стянул с нее рубашку. Она снова пробормотала что-то неразборчивое и нахмурилась.