– Я все объясню. – Она мечтала только об одном: найти, куда бы сесть и успокоиться.
– Не надо, – пророкотал Джеффри, обнимая жену за плечи и снова прижимая к груди. И добавил гораздо мягче:
– Перестань плакать. Все позади. – И, чтобы унять собственную дрожь, глубоко вздохнул.
Боже, чем дольше он живет с этой женщиной, тем больше сам ведет себя как женщина! Барон удивленно улыбнулся. Он отыскал глазами Роджера – мокрого насквозь, но живого – и направился к нему.
– Жизнь тебе спасла моя глупая, непослушная жена. Что на это скажешь?
– Скажу, что очень благодарен. Но вовсе не согласен с тем, что она глупая.
Джеффри чуть не рассмеялся. Вассал указал на лежащих у воды двух воинов:
– Узнаете стрелы, милорд?
– Мои, – встрепенулась Элизабет, вырываясь из объятий мужа. – И не смей, Джеффри, больше на меня кричать. От твоей ругани у меня звенит в ушах. Врагов было больше, чем вас, и я поступила так, как считала нужным.
– Оберегать жену полагалось мне, а не наоборот, – явно раздраженно заметил барон. – Ты рисковала жизнью.
– Я рисковала своей жизнью, – возразила девушка и, подбоченившись, одарила мужа долгим презрительным взглядом. – Неужели и мою жизнь ты считаешь собственностью? – Эффект от ее заносчивого дерзкого тона был несколько испорчен беспрестанным и громким чиханьем.
– Конечно, – прорычал Джеффри.
Его руки тоже оказались на бедрах. Во всей позе сквозила угроза. Широко расставленные мускулистые ноги подтверждали, что рыцарь готов к сражению. И это напугало Элизабет не меньше, чем недобрый огонек в глазах мужа.
В груди у нее похолодело, и стало неловко ругаться с мужем на виду у всех. Хотя воины были заняты тем, что хоронили убитых и врачевали раны друг друга, они явно слышали сердитые крики барона и миледи. Девушка вспомнила, что в таких ситуациях мама никогда не повышала голос на отца. Хотя, конечно, мама и не оказалась бы в подобной ситуации!
Руки Элизабет безвольно упали, и она поняла, что потерпела поражение.
– Какой ты все-таки неразумный, – заметила она и, не в силах больше выдерживать пылающий взгляд мужа, повернулась и пошла к лесу, бормоча себе под нос:
– Твоя мечта – посадить меня, как собаку, на цепь и везде таскать за собой.
Но девушка не успела сделать и шага, как снова оказалась рядом с Джеффри. Барон схватил ее за руку и сильно дернул к себе.
– Ты осмеливаешься уходить, когда я не кончил с тобой разговаривать? – зловеще прошипел он.
Но, заметив на глазах ее слезы, снова встряхнул.
– Твоя идея с цепью не лишена смысла. – Барон потащил жену к лесу, подальше от глаз людей. – Тогда по крайней мере ты будешь, находиться в том месте, где я тебя оставлю.
Элизабет хватало мудрости понять, что при таком настроении мужа, молчание – лучший способ защиты. И все же характер одержал верх, и она не выдержала.
– Джеффри, – едва слышно пробормотала Элизабет, – если бы я бездействовала, твой верный вассал и мой добрый друг Роджер был бы сейчас мертв. Неужели ты не можешь понять смысл моего поступка? – Отчаявшись что-либо объяснить, она заломила руки, испытывая острое желание сломать супругу шею. – Извини, если считаешь, что я повела себя недостойно, выпустив стрелы в тех двоих. Я еще ни разу никого не убивала, и теперь мне лет сто, не меньше, жариться в чистилище. Но я не жалею о том, что совершила. – Девушка снова заплакала, кляня себя за слабость.
Это он довел ее до такого состояния! И она смертельно устала. В лесу уже царила непроглядная тьма. Больше всего на свете Элизабет хотелось, чтобы муж перестал так сердито на нее смотреть. Заспешив, она споткнулась о камень. Джеффри поймал ее и взял на руки. Она уткнулась лицом ему в грудь.
– Что мне с тобой делать? – прошептал он. – Ну-ка смотри на меня! За один несчастный день ты ослушалась меня Бог знает сколько раз и сама призналась, что нарушила верность. – Он опустил ее на землю. – Мужчину я бы убил за гораздо меньшую провинность.
– Но я не мужчина, я – твоя жена. – Элизабет поежилась и сбросила с плеч его руки.
– Жаль только, что сама ты слишком часто об этом забываешь, – огрызнулся барон и крикнул оруженосцу:
– На ночь разобьем лагерь здесь! – Повернувшись к Элизабет, Джеффри заметил, что она дрожит от холода. – Ты похожа на вымокшего щенка. И платье просто неприлично прилипает к телу. – Его взгляд был холоднее мокрой одежды, и Элизабет с удивлением почувствовала, что больше не хочет плакать, но готова вот-вот сорваться.
Барон направился к воинам, отдавая на ходу отрывистые приказания, а она смотрела ему в спину и горестно размышляла:
«А я было решила, что начинаю его понимать. Небом клянусь, это самый неразумный, твердолобый, упрямый на свете осел! Подумать только, я считала, что он способен усмотреть в моих действиях смысл. Ну, нет, никогда он меня не оценит, потому что не имеет ни жалости, ни понимания, ни любви в сердце!» При каждом шаге ее насквозь промокшие туфли хлюпали, словно подтверждая значение слов.
– Госпожа! – к радости Элизабет, Роджер прервал ее тираду.
Девушка повернулась, увидела рыцаря. Он держал ее плащ.
– Мне кажется, это пригодится вам после купания. – Он говорил необыкновенно нежно.
– Спасибо за заботу, Роджер. А как ты себя чувствуешь после купания? – Она изо всех сил старалась сохранить легкость тона. Ни к чему вассалу знать, что чувствовала его госпожа.
– Ничего, – ответил рыцарь. – А теперь пойдемте. Джеральд установил шатер Ястреба. Постараюсь раздобыть вам какой-нибудь еды и пригляжу за тем, чтобы вы хорошо устроились. После всех треволнений вы наверняка необычайно измотаны.
– Изрядно устала, – призналась Элизабет едва слышно.
Они приближались к группе воинов, и рыцарь выглядел так, будто что-то хотел сказать, но не решался, – останавливался и, не проронив ни звука, продолжал путь. Девушка поняла его нервозность и тронула за локоть.
– Послушай, Роджер, я вижу, ты доволен, что я выволокла тебя из озера. Но, с другой стороны, не хочешь, чтобы я нарушала приказы мужа. И это противоречие заставляет тебя хмуриться.
Рыцарь кивнул.
– Я рад, что не умер, и благодарен за то, что вы меня спасли. Я обязан вам жизнью, – возбужденно добавил он.
Элизабет растерялась, не зная, как вести себя дальше. Согласиться, что она действительно спасла Роджеру жизнь, и принять его благодарность? Но в таком случае будет нарушена добродетель скромности. Отрицать содеянное – значит погрешить против правды, быть неоткровенной с ним… и с собой. Какое из двух зол худшее? Если она откажется от того, что сознательно пришла вассалу на помощь, не будет ли это выглядеть так, что она ни во что не ставит его жизнь? Черт с ней, со скромностью, решила девушка.