Часом позже в комнату вошел муж. Он положил медальон и розу на прикроватный столик, улегся в постель и, крепко обняв жену, заснул. На рассвете Мэри Роуз разбудила его поцелуем и исполнила самые заветные желания. После этого он снова провалился в мягкую сонную одурь, а Мэри Роуз осторожно выбралась из постели и отправилась вниз в поисках чего-нибудь съестного.
Появление столь ранней пташки на кухне вызвало среди слуг немалый переполох. Эдвард торопливо проводил Мэри Роуз в столовую и предложил сесть.
Мэри Роуз отказалась от яичницы, а также рогаликов, и попросила кусочек поджаренного хлеба с чашкой чая, а затем спросила дворецкого, может ли она пройти в отцовскую библиотеку. Тот нашел ее идею прекрасной.
– Вы ведь еще не видели портрета вашей матери, не так ли, леди Виктория? Его привезли из лондонской резиденции вашего отца вчера вечером. Лорду Эллиоту доставляет удовольствие иметь его под рукой. Позвольте, я провожу вас.
Мэри Роуз поднялась следом за Эдвардом по лестнице и свернула в коридор.
– Во сколько обычно встает отец? – спросила Мэри Роуз шепотом, боясь кого-нибудь потревожить.
– Почти так же рано, как и я, миледи. Ну вот мы и пришли, –сказал Эдвард, распахнул перед Мэри Роуз дверь и поклонился. – Не будет ли у вас каких-либо других пожеланий?
Она отрицательно покачала головой и вошла в библиотеку. В темном помещении пахло кожей и старыми книгами. Подойдя к двойным окнам, Мэри Роуз отдернула занавески и повернулась к камину.
Портрет ее матери был чудесен. Мэри Роуз долго стояла перед ним, силясь представить себе, какой была в жизни изображенная на нем женщина.
– Боже мой, Виктория. Что ты здесь делаешь в такую рань?
В дверях стоял ее отец, на лице его застыло удивление. Мэри Роуз улыбнулась. Волосы лорда Эллиота стояли торчком – по-видимому, он только что поднялся.
– Я привыкла рано вставать, отец. Ничего, что я вторглась в твое святилище?
– Нет-нет. – Эллиот торопливо уселся за стол и принялся суетливо перекладывать с места на место лежащие на нем бумаги. Мэри Роуз от души хотела успокоить его, но не знала как.
Она снова взглянула на портрет.
– Какой она была?
Эллиот оставил бумаги и откинулся на спинку стула.
– Она была необыкновенной женщиной. Рассказать тебе, как мы с ней познакомились?
– Да, пожалуйста.
В течение целого часа Мэри Роуз слушала о леди Агате, но, когда отец замолчал, поняла, что не чувствует ничего общего между собой и женщиной на портрете. Она снова подняла глаза на картину.
–Жаль, что я не знала ее. Ты говоришь о ней, как о святой, отец. А у нее наверняка были какие-нибудь недостатки. Мне все про нее интересно.
Лорд Эллиот заговорил о появлявшемся временами в поведении леди Агаты упрямстве. Мэри Роуз изредка задавала ему вопросы, и после того, как их беседа продлилась еще час, решила, что отец немного успокоился и. привык к ее обществу. Так ее мать помогла ей сблизиться с отцом.
Отныне для Мэри Роуз стало своеобразным ритуалом приходить спозаранку в библиотеку и читать до тех пор, пока к ней не присоединялся отец. Слуги приносили им завтрак на серебряных подносах, и большую часть утра они проводили вместе. Мэри Роуз никогда не вспоминала о своем прошлом и о братьях, поскольку тетушки не раз предупреждали ее, что это травмирует отца. Зато она старалась узнать от него как можно больше о его семье. Его рассказы больше походили на уроки английской истории, но они доставляли ей немалое удовольствие.
Нервное напряжение, которое Мэри Роуз постоянно испытывала в первые дни своего пребывания в доме лорда Эллиота, постепенно пошло на убыль. Через несколько недель, когда она получше узнала отца, она поняла, что испытывает к нему теплое чувство. Однажды утром она поцеловала отца в лоб, тем самым поразив его до глубины души. Вечером того же дня он сообщил сестрам, что Мэри Роуз успешно привыкает к жизни в новых условиях.
На самом же деле Мэри Роуз просто превратилась в непревзойденную актрису, и никто, даже Харрисон, не догадывался, как тяжело было у нее на сердце. Она почти каждую ночь засыпала в слезах, сжимая в руке свой медальон.
Успокоить ее было некому. Лорд Эллиот так загрузил Харрисона работой, что ему приходилось неделями оставаться в городе. Жена встречалась с ним только в выходные, но в это время дом, как правило, наводняли всевозможные родственники и друзья Эллиота, и супругам редко удавалось побыть наедине.
Харрисон по-прежнему был одержим идеей уличить Джорджа Макферсона в похищении Мэри Роуз. Как только у него выдавался свободный час, он снова принимался изучать старые бухгалтерские книги, привезенные им из Лондона, пытаясь выяснить, где помощник Эллиота взял нужную ему сумму.
Мэри Роуз еще ни разу не встречалась с личным помощником отца. Макферсон уехал в отпуск примерно в то самое время, когда она прибыла в Англию, и пока еще не приступил к исполнению своих обязанностей.
Мэри Роуз как-то сказала Харрисону, что ей скорее всего так и не удастся познакомиться с Макферсоном, поскольку она рассчитывает вернуться в Монтану еще до начала зимы, а все говорило за то, что к этому времени Макферсон не появится.
Проходили дни, а в душе Мэри Роуз нарастала тревога. Она отправила братьям по меньшей мере дюжину писем, однако в ответ не получила ни строчки. Не желая делиться с Харрисоном своими страхами, она старалась бороться с ними в одиночку. От мамы Роуз тоже не было никаких известий, хотя молодая женщина точно знала, что Кол сообщил их общей матери ее английский адрес. Неужели с ней что-нибудь случилось? Беспокойство о маме Роуз и братьях, естественно, сказалось на ее поведении. Отношения между Мэри Роуз и тетушкой Лилиан становились все более натянутыми. Элеонора, напротив, стала любимицей Лилиан, и тетка постоянно ставила ее племяннице в пример. Элеонора с благодарностью принимала все, что делалось для нее в семье Эллиотов. Она обожала свои новые туалеты и понимала, что девушке необходимо достойно выглядеть в любое время дня и ночи. Ясно, что Элеонора была почти готова к выходу в свет, однако в подготовленности Мэри Роуз ее английские родственники сомневались. Их страшила одна только мысль о том, что дочь лорда Эллиота может опозориться во время этого великого события.
Мэри Роуз искренне не понимала, как ее тетушек может заботить подобная ерунда. Этикет высшего английского общества удивлял ее и подчас просто ставил в тупик. Создавалось впечатление, что у женщин большая часть времени уходит на бесконечные переодевания. По утрам Мэри Роуз облачалась в костюм для верховой езды, затем меняла его на дневное платье, затем еще раз переодевалась к чаю и наконец надевала элегантное вечернее платье.
Кроме того, оказывается, было не принято разговаривать с мужчинами о политике. Считалось, что настоящие леди не должны демонстрировать джентльменам свой ум. Женщинам пристало говорить прежде всего о доме и семье, и Мэри Роуз еще предстояло этому научиться. А также привыкнуть смотреть на мир с улыбкой. Что же касается критических замечаний, то для этого существовали лакеи. Обнаруживать недостатки в работе прислуги считалось в порядке вещей.