Западня для Евы | Страница: 88

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Голос Миры едва заметно изменился, в нем появилась напряженность.

— Отношения между матерью и дочерью иногда перерастают в вечный конфликт, особенно когда они очень похожи друг на друга. Так произошло и с нами. И в этот трудный для нас обеих момент, когда мы находились в состоянии непрекращающейся войны на истощение, она познакомилась с мужчиной. Он был обаятелен, общителен, внимателен, хорош собой. Он буквально заворожил ее. Цветы, подарки, ухаживание… Она вышла за него замуж через четыре месяца после оформления развода с отцом.

Мира встала и взяла кофейник.

— Не стоит мне пить вторую чашку. Я теперь полночи не засну и доведу Денниса до нервного истощения. Но…

— Вы не обязаны мне все это рассказывать, — быстро сказала Ева. — Я уже составила себе представление. Мне очень жаль.

— Нет, я закончу. Но ради нас обеих я выдам вам сокращенную версию. — Она поставила кофейник и с минуту простояла, машинально обводя пальцем рисунок из лиловых анютиных глазок. — Когда он прикоснулся ко мне впервые, я была в шоке. Я была вне себя. А он предупредил, что мать ни за что мне не поверит и просто выгонит меня из дому. К тому времени у меня уже были неприятности. Я бунтовала. Вы назвали бы это вызывающим поведением. — Мира улыбнулась и снова села. — Ладно, не будем об этом. Но мы с матерью были в ссоре, отношения между нами серьезно испортились. А он говорил очень убедительно. Он меня запугал. Я ведь была еще девочкой. Я чувствовала себя абсолютно беспомощной. Уж вы-то меня понимаете.

— Да.

— Она много времени проводила в поездках. Мне кажется… Нет, мне не показалось, позже выяснилось, что так оно и было на самом деле: она поняла, что совершила ошибку, выйдя за него замуж. Но у нее уже был за плечами один неудавшийся брак, и ей не хотелось вот так сразу сдаваться. На какое-то время она сосредоточилась на своей карьере, а у него появилась возможность беспрепятственно приставать ко мне. Это тянулось очень долго. Мне представлялось, что отец меня бросил, а мать любит этого мужчину больше, чем меня. И никому из них дела нет, буду жить я или умру. Кончилось тем, что я предприняла попытку самоубийства.

— Это тяжело, — с трудом выговорила Ева, — очень тяжело чувствовать себя совершенно одинокой.

Мира покачала головой.

— Вот вы действительно были одиноки. А я… Но вы правы: чувствовать себя одинокой, беспомощной и виноватой тоже тяжело. К счастью, я не сумела себя убить. Мои родители — оба! — были в моей больничной палате, когда я очнулась. Они просто с ума сходили. Из меня все выплеснулось наружу — гнев, страх, ненависть. Я рассказала, как два с половиной года он насиловал меня и издевался надо мной.

— И как они к этому отнеслись?

— Самым неожиданным для меня образом. Они мне поверили! Он был арестован. Вообразите мое изумление, — тихо добавила Мира. — Оказалось, что этому можно было положить конец, стоило только рассказать. Сказать вслух и тем самым все прекратить.

— Так вот почему вы стали психиатром! Чтобы прекращать этот кошмар для других людей?

— Да, наверное. Впрочем, поначалу я об этом не думала. Я все еще чувствовала себя оскорбленной, мне было больно, но… да. Я прошла терапию — групповую, индивидуальную, семейную. И представьте, где-то в ходе лечебного периода мои родители снова нашли друг друга. Они помирились! Теперь мы редко говорим о том времени. Я о нем почти не вспоминаю. Когда я думаю о своих родителях, я вспоминаю, какими они были до того, как отношения между ними стали портиться, и какими стали потом, когда вновь сумели все наладить. Я стараюсь не думать о тяжелых годах.

— Вы их простили?

— Да, и себя тоже. И они простили друг друга. Мы все сумели простить и благодаря этому стали сильнее. — Мира помолчала. — Я думаю, в Деннисе меня привлекли его безграничная доброта и порядочность. Я научилась ценить такие качества, потому что уже успела познакомиться с их противоположностью.

— Как же найти путь назад? Как люди находят путь назад, когда их брак рушится и они отворачиваются друг от друга? Когда все так плохо, что об этом ни говорить, ни думать невозможно? Мира взяла Еву за обе руки.

— Вы не можете мне сказать, что произошло между вами и Рорком?

— Не могу.

— Тогда я скажу вам, что самый простой и самый сложный ответ — любовь. С этого надо начать, и к этому вы придете, если действительно всем сердцем этого хотите, если в работу над этим вложите всю душу.

Глава 20

Еве не хотелось возвращаться домой. Она знала, что это бегство, что это трусость в худшем виде, но не хотела возвращаться в дом, полный чужих людей. Не хотела возвращаться к Рорку.

Неужели ответ на все — простой или сложный — это любовь? Ева так не думала. К ее случаю этот ответ не подходил. Она не видела выхода из страшного тупика, разрушавшего ее брак. А любовь… Если бы она любила своего мужа еще хоть чуточку больше, она сгорела бы заживо от этой любви.

Ева понимала, что бегство — тоже не выход, но в качестве временного облегчения оно прекрасно сработало. Ее успокоила прогулка по городу в тихий, прохладный вечер — вид знакомых мест, знакомые звуки нетерпеливых клаксонов, запах пережаренных соевых сосисок, время от времени доносящийся через вентиляционные люки грохот проезжающего мимо поезда метро. Толпы людей, спешивших по своим делам, не замечавших ее, не замечавших друг друга, погруженных в свои мысли.

Пока Ева гуляла, ей пришло в голову, что она давно уже этого не делала. Давно уже просто так не ходила по городу, если у нее не было особой цели и пункта назначения. Ей вообще было не свойственно бродить без цели. И уж тем более ее не интересовали витрины магазинов и выставленные в них товары.

Она могла бы задержать пару уличных спекулянтов, торговавших крадеными ручными часами и вошедшими в моду с наступлением осени сумочками из поддельной змеиной кожи, но чувствовала себя не в настроении. Ей не хватало здоровой злости.

У нее на глазах две женщины выложили по семьдесят долларов каждая за сумки с застежками из змеиных зубов. Ева лишь мысленно пожала плечами: из-за чего только люди сходят с ума!

Она проводила взглядом пару подростков на скейте, прокладывающих себе путь сквозь поток пешеходов. Девочка, ехавшая сзади, крепко, как тисками, держала мальчика за талию и визжала прямо ему в ухо. Судя по его лицу, он был ничуть не против. «Очевидно, это помогает ему почувствовать себя мужчиной, — решила Ева. — Плохо ли — когда девчонка цепляется за тебя и делает вид, что ей страшно?»

Ева неторопливо шла по тротуару, и до нее доносились обрывки разговоров — о сексе, о покупках, о сделках, причем все разговоры велись с одинаковой увлеченностью.

Нищий с лицензией сидел по-турецки на лоскутном одеяле и наигрывал какую-то заунывную мелодию на флейте. Женщина с сумкой из змеиной кожи и в таких же сапожках вышла из магазина в сопровождении служащего, катившего тележку с несколькими пластиковыми пакетами. Она села в блестящий черный лимузин, наверняка даже не слышав флейты. Нищий существовал где-то в параллельном измерении. Ева решила, что люди слишком невнимательны, и, проходя мимо, бросила пару кредиток в стоящую перед нищим коробку.