— Это самая приятная вещь из всех, что ты мне когда-либо говорила. Давай поедем ко мне и отпразднуем это.
— Ты возвращаешь меня к жизни, Гейб. Я начинаю чувствовать себя лучше, хотя всего полчаса назад мне казалось, что… В общем, я не была к этому готова. — Улыбнувшись, Келси положила голову на плечо Гейба. — Одним словом, мне пришлось им сказать, что, во-первых, их мистер Совершенство-Во-Всех-Отношениях меня нисколечко не интересует, и что, во-вторых, меня просто не будет на балу. Ведь по традиции его проводят в первое воскресенье мая.
— Как и дерби. Вот теперь все встало на свои места.
— Вот именно. Словом, начался скандал. Сначала это был вполне цивилизованный скандал, который могут позволить себе воспитанные люди, однако бабушке в конце концов удалось серьезно меня разозлить. И тогда… — Келси бросила на Гейба быстрый взгляд из-под ресниц. — Тогда я сказала ей, что влюбилась в профессионального картежника. Ну, просто для того, чтобы она попридержала язык.
— А у тебя, оказывается, есть склонность к грязным приемчикам. — Он сжал ее щеки ладонями и крепко поцеловал, прежде чем она успела вырваться. — Мне, во всяком случае, это нравится.
— А вот им не понравилось. Бабушка пришла в бешенство, отец растерялся, а Кендис рассердилась. Нам и раньше приходилось сталкиваться лбами, но на этот раз она целилась гораздо ниже. И ей удалось-таки попасть в самое больное место. Чем дольше, дескать, я пробуду здесь, тем больший урон я нанесу фамильной чести. И поскольку я слишком упряма, чтобы уступить, ни о каких компромиссах не может быть и речи.
— Бывают такие ситуации, когда компромисс невозможен в принципе.
— Умные люди, как правило, находят взаимоприемлемые решения.
Какая сложная и деликатная ситуация, подумал Гейб, разглядывая молодые герани в горшках, венчавших опорные столбы террасы. Семейная ситуация. У него никогда не было семьи и, следовательно, никакого опыта в решении подобных проблем.
— Тебе никогда не приходило в голову, — медленно начал он, — что твоя семья тоже не склонна искать компромиссы?
Келси медленно повернулась к нему.
— Все или ничего — ведь так они ставят вопрос?
— Я… Я об этом не думала.
— Конечно, нет, потому что ты суровая, несгибаемая максималистка, которая автоматически принимает всю вину на себя. Они могут обвинять тебя во всех смертных грехах, могут лишать тебя наследства, попрекать тебя съеденным в детстве куском, говорить о твоем эгоизме… Разве все это — твоя вина?
Келси задумалась Насколько она была в состоянии припомнить, Гейб был первым человеком, который принял ее сторону в этих вопросах От Уэйда она так и не дождалась ни помощи, ни поддержки. Именно Келси первой начинала топорщить перышки, отстаивая свою правоту, и нередко оказывалась зачинщицей очередной семейной сцены, но ей ни разу не приходило в голову, что позиция ее домашних была столь же жесткой и непримиримой, как и ее собственная.
— Я поступаю так, как считаю нужным, независимо от…
— Независимо от чего? — требовательно перебил Гейб Может быть, у него никогда не было ни семьи, ни дома, где он мог бы укрыться от житейских бурь и невзгод, зато никто из людей, называвших себя его родственниками, никогда не пытался поймать его в сети вины и долга. — Независимо от того, как бы поступили на твоем месте другие люди, более, как ты выражаешься, гибкие? Ну и что изменилось бы, если бы ты нашла в себе силы уступить им и отправилась на танцульки с этим своим зубодером?
— Ничего, — ответила Келси после продолжительного размышления. — Этим я просто отодвинула бы неизбежный скандал на другой раз.
— А ты живешь в «Трех ивах», чтобы досадить им?
— Конечно, нет! — Оскорбленная в лучших чувствах, Келси вскинула голову. — Конечно, нет… — повторила она спокойнее. — Тебе, наверное, все это смешно. Столько шума из-за каких-то там традиций и светских приличий.
— Просто мне кажется, что ты окончательно извелась, раздумывая над тем, кто ты такая, чего хочешь и почему. Может, хватит самокопаний и самобичеваний? — Он помолчал. — Ну как, тебе лучше?
— Намного. — Келси действительно вздохнула с явным облегчением. — Я рада, что ты оказался поблизости, Слейтер.
— Мне очень хотелось увидеть тебя, прежде чем я уеду. — Его пальцы скользнули по шее Келси, и она почувствовала, как по спине побежал приятный холодок. — Между прочим, из-за тебя мое расписание полетело к черту.
— В самом деле? — Келси по-прежнему не отрывала взгляд от рук, которые она сложила на коленях.
— Я начинаю думать о тебе еще до того, как открою утром глаза. Мужчина наиболее уязвим в трех случаях: когда он пьян, когда он занимается сексом, и утром, когда он еще не проснулся, но вот-вот проснется. Я не пью, а с тех пор как я увидел тебя, я потерял всякий интерес к занятиям любовью с другими женщинами. Но ты застала меня врасплох — в тот самый момент, когда я был беззащитен.
Мужчины много раз читали Келси стихи, но стихи никогда не трогали ее и даже не будили никаких романтических чувств. Теперь же, слушая мягкий, уверенный, вкрадчивый голос Гейба, она, заинтересовавшись, подняла голову — и попалась! Теперь он застал ее в тот момент, когда она была наиболее уязвима.
— Я боюсь тебя. — Келси понятия не имела, на самом ли деле она испытывает страх; эти слова она произнесла почти неосознанно.
— Значит, мы равны.
Гейб осторожно провел ладонями по голове Келси, отводя назад волосы и оттягивая момент, который — он знал — они долго будут помнить. Птичьи песни, косые лучи позднего солнца, душистые весенние цветы — все это должно было послужить прекрасной декорацией, на фоне которой их губы соединились, сердца дрогнули, а из самой глубины душ исторгся негромкий и протяжный стон, полный мучительной страсти.
— Когда я тебя целую, у меня внутри происходит нечто такое, отчего мне самому становится жутко. — Гейб прислонился головой к голове Келси, чувствуя, как его охватывают новые и вместе с тем странно знакомые эмоции. — Но еще больше пугает меня то обстоятельство, что после каждого поцелуя мне хочется целовать тебя снова и снова.
— И меня это пугает. Может быть, даже лучше, что ты на несколько дней уедешь. Мне нужно о многом подумать.
— Что касается меня, — небрежно бросил Гейб, — то я уже почти все решил.
Келси с трудом перевела дух и кивнула.
— Я тоже. — Не без сожаления она высвободилась из его объятий. — Удачи тебе в Кинленде. Спасибо за жилетку — мне нужно было выплакаться. И еще… наверное, мне был нужен ты.
Наоми не возражала, когда Келси объявила ей о своем решении отправиться в Кентукки вместе со всей командой. Больше того, ей очень хотелось, чтобы Келси поехала, но она старалась не думать об этом, как о чем-то само собой разумеющемся. Откровенно говоря, в последнее время Наоми просто боялась воспринимать что-либо как должное.