– Почему вы считаете, что это он убил Шерон?
– Она была не такой слабой, как я. Она превратила это в оружие против него. Однажды я слышала их ссору. Это было на Рождество. Мы все съехались к нему – изображали дружную семью. Я увидела, как они идут к нему в кабинет, тайком последовала за ними, приоткрыла дверь и стала подсматривать в щелку. Он был взбешен, обвинял ее в том, что своим образом жизни она издевается над всем, что ему дорого. Она сказала:
«Это ты сделал меня такой, мерзавец!» У меня потеплело на душе от этих ее слов. Я чуть не захлопала в ладоши: наконец-то ему дают отпор!
Шерон угрожала, что выдаст его, если он не будет ей платить. Она предупредила, что у нее все записано, ни одна грязная подробность не осталась без внимания. «Так что раскошеливайся, любимый дедушка!» Они ругались, обзывали друг друга, а потом…
Кэтрин оглянулась на Элизабет, на брата и спрятала глаза.
– Шерон сняла блузку, – прошептала она и вздрогнула, услышав, как застонала Элизабет. – Она сказала, что готова отдаваться ему, как любому из своих клиентов, только ему придется платить больше, гораздо больше. Он глазел на нее – знаю я это его выражение: блестящие глазки, слюнявый рот, – а потом схватил за грудь.
И тут Шерон посмотрела на меня. Наверное, она с самого начала знала, что я за ними наблюдаю.
В ее взгляде было такое отвращение! Может быть, это даже была ненависть: она ведь знала, что я не посмею ничего сделать. Она была права: я просто закрыла дверь и убежала. Прости меня, Элизабет!
– Здесь нет твоей вины. Она должна была все рассказать мне. Боже, как я могла ничего не замечать? Это я во всем виновата! Я, мать, ее не уберегла!
– Ты делала все, что могла. Помнишь, ты просила меня с ней поговорить? – Кэтрин крепко сцепила пальцы. – Я была тогда в Нью-Йорке по делам и встретилась с ней. Она сказала, что я выбрала свой путь, а она – свой. И ее путь лучше: я играю в политику и прячу голову в песок, а она играет во власть с широко раскрытыми глазами.
Узнав, что она погибла, я сразу все поняла. На похоронах я наблюдала за ним, а он – за мной.
Он подошел ко мне, обнял, прижал к себе, якобы утешая. И сказал на ухо, чтобы я вела себя осторожнее. Помнила, что случается в семьях, не хранящих свои секреты. Назвал Франклина чудесным мальчиком, сказал, что у него на Франклина большие виды. Я должна им гордиться – и беречь его… – Кэтрин закрыла глаза. – Что мне было делать?! Ведь это мой единственный сын!
– Никто не причинит вашему сыну вреда. – Ева дотронулась до ее ледяной руки. – Даю вам слово!
– Я так и не узнаю, в силах ли была спасти твою дочь, Ричард…
– Зато вы знаете, что делаете все возможное сейчас! – Не замечая, что держит руку Кэтрин, Ева стиснула кулаки. – Вам будет трудно через все это пройти, миссис Дебласс, но придется. Предстоит огласка, выступление в суде со свидетельскими показаниями – если дело дойдет до суда.
– Суда он ни за что не допустит, – безнадежно проговорила Кэтрин.
– Я не оставлю ему выхода! – Ева была уверена, что если не обвинение в убийстве, то развращение несовершеннолетних она на него повесит. – Миссис Барристер, думаю, теперь Кэтрин лучше отдохнуть. Проводите ее наверх.
– Да, конечно. – Элизабет встала, подошла к Кэтрин и помогла подняться ей. – Тебе надо прилечь, дорогая.
– Мне очень жаль. – Кэтрин двинулась к двери, тяжело опираясь на Элизабет. – Видит бог, мне жаль!
– При управлении полиции работает служба психиатрической помощи, – сказала Ева, когда дверь за ними закрылась. – Думаю, мистер Дебласс, вашей сестре следовало бы туда обратиться.
– Боюсь, что да, – рассеянно отозвался Ричард. – Без помощи ей не обойтись.
«Как и всем вам», – подумала Ева.
– Вы в состоянии ответить на несколько вопросов?
– Постараюсь, хотя это непросто, лейтенант. Отец всегда тиранил семью, но теперь он предстает настоящим чудовищем! Как смириться с мыслью, что твой родной отец – чудовище?!
– У него есть алиби на тот вечер, когда погибла ваша дочь, – напомнила Ева. – Для предъявления обвинения нужны дополнительные доказательства.
– Алиби?
– Согласно материалам дела Рокмен работал вместе с вашим отцом в Вашингтоне до двух часов ночи.
– Рокмен повторит любую версию, продиктованную отцом.
– Даже если речь идет об убийстве?
– Конечно! Ведь это простейший способ избежать неприятностей. Кто поверит в виновность моего отца? – Ричард содрогнулся, словно ему внезапно стало холодно. – Своими показаниями Рокмен снимает подозрения с хозяина и продолжает вести жизнь, которая его очень устраивает.
– Скажите, мог бы ваш отец совершить поездку из Вашингтона в Нью-Йорк и обратно таким образом, чтобы о ней нигде не осталось упоминаний?
– Не знаю. Если бы он воспользовался своим личным самолетом, остались бы упоминания в бортжурнале.
– С бортжурналом всегда можно поработать, – вставил Рорк.
– Наверное. – Ричард поднял глаза, только теперь вспомнив о присутствии друга. – Ты разбираешься в этом лучше меня.
– Это он о тех временах, когда я был не в ладах с законом, – усмехнувшись, объяснил Рорк. – А исправления в бортжурнале внести можно, но за немалые деньги. Пришлось бы подкупить пилота, механика, а главное, бортинженера.
– Что ж, теперь мне по крайней мере ясно, за кого взяться. Доказав, что самолет сенатора совершил полет в тот роковой вечер, мы получим в руки решающий козырь и возможность сломить подозреваемого… Вы хорошо знакомы с отцовской коллекцией оружия? – обратилась она к Ричарду.
– Лучше, чем хотелось бы. – Ричард подошел к буфету, плеснул в рюмку виски и опрокинул одним глотком, как лекарство. – Он обожает кремневые пистолеты, часто ими хвастается. В детстве он пытался и меня заинтересовать, но я не поддался – Рорк может вам это подтвердить.
– Ричард считает, что коллекция огнестрельного оружия – опасный символ превышения власти. А я со своей стороны могу добавить, что Дебласс нередко прибегает к услугам черного рынка.
– Почему ты молчал раньше?
– Потому что ты не спрашивала.
Ева решила не развивать эту тему – пока.
– Ваш отец разбирается в системах безопасности? В их устройстве?
– Безусловно. Он гордится тем, что способен сам себя защитить. Это, кстати, одна из тем, которые мы с ним можем обсуждать, не ссорясь.
– Вы назвали бы его экспертом?
– Нет, – ответил Ричард, подумав. – Скорее, талантливым любителем.
– Теперь – о его отношениях с шефом полиции Симпсоном. Как бы вы их охарактеризовали?
– К Симпсону у него корыстный интерес. Отец считает его дураком, а дураков он обычно использует в своих целях. – Ричард обессиленно упал в кресло. – Не могу больше! Мне нужно передохнуть, побыть с женой…