Book.

Дикая головная боль бушевала, как торнадо, в ее мозгу, когда она подъехала к воротам своего дома. Глаза были полны боли и ужаса, к горлу подступала против­ная липкая тошнота. Но она приказала себе собраться. Собраться и спокойно войти в дом.

– Лейтенант… – начал Соммерсет, увидев ее.

– Не трогай меня.

Ева пыталась говорить спокойно, но дрогнувший голос выдал ее. Неся себя, как стеклянный сосуд, из ко­торого нельзя до времени выплеснуть ни капли нена­висти и мерзости, она поднялась наверх. Ей казалось, что, если удастся просто полежать хотя бы час, с ней все будет в порядке. Но организм подвел ее. Она бросилась в туалет и упала на колени. Ее рвало.

Когда в желудке уже ничего не осталось, не имея сил встать, Ева растянулась на коврике. Очнулась она, почувствовав холод на лбу. Блаженный холод.

– Рорк, оставь меня в покое.

– Не сейчас.

Она попыталась отвернуться от него, но он об­нял ее.

– Я сейчас без сил…

– Вижу, дорогая.

Ева ощущала себя хрупкой, как стеклянная ваза, ко­гда Рорк поднял ее на руки и отнес в постель. Пока он снимал с нее туфли и накрывал одеялом, ее начало тря­сти.

– Мне хотелось прийти домой.

Он ничего не сказал, лишь плотнее закутал ее в одеяло и поцеловал в лоб. Лицо Евы было настолько бледным, что на его фоне черные круги под глазами выглядели как дыры. Когда он приблизил стакан с какой-то жидкостью к ее губам, она резко отверну­лась.

– Нет! Никаких транквилизаторов, никаких сно­творных.

– Это чтобы остановить тошноту. Ну, выпей. – Он отвел прядь ее густых волос со лба, решив, что ему при­дется влить лекарство ей в горло насильно. – Ничего другого. Я обещаю.

Она выпила, потому что в желудке опять начались жжение и судороги, а в горле все жгло и скребло, как будто она проглотила ежа.

– Я не знала, что ты дома. – Внезапно слезы, кото­рые последние часы жгли ей грудь, хлынули из глаз. – Рорк! О боже!

Она крепко прижалась к нему, пытаясь зарыться в теплой груди родного и по-настоящему близкого человека. Все ее маленькое тело трясло в лихорадке, и он прижал ее сильнее к себе.

– Расслабься. Что бы это ни было, пусть оно выхо­дит из тебя.

– Мне противно то, что со мной происходит! Я не­навижу себя за это!

– Ш-ш-ш. Все равно ведь уже произошло, и с этим ничего не поделаешь.

Ева повернула голову, прижалась щекой к его плечу и, не открывая глаз, все ему рассказала.

– Я знаю, что сейчас с ней творится. – Ей станови­лось легче, слабость постепенно проходила. – Я знаю, что она чувствует. И я видела себя в ней, когда она смотрела на меня!

– Ева, никто не знает лучше нас с тобой, сколько в мире мерзости. Ты сделала то, что должна была сде­лать.

– Я могла бы…

– Нет.

Он откинулся назад, повернув ее голову к себе, и те­перь Ева могла видеть его глаза. В них не было жалости, которую она ненавидела. В них не было сочувствия, которое ее бесило. В них было просто понимание.

– Ты не могла. Кто-нибудь другой – может быть, но не ты. Тебе необходимо было точно знать, так ведь? Ты должна была быть уверена, что она не знала, кем он ей приходился. Теперь ты точно знаешь.

– Да, теперь я знаю точно. Никто на свете не смо­жет сыграть такие чувства. У нее перед глазами посто­янно прокручивались сцены их близости. Кадр за ка­дром…

– Стоп! Ты ничего не можешь изменить здесь. Так или иначе, она найдет для себя выход.

– А вдруг нет?! – Она закрыла глаза. – Я наорала на Пибоди…

– Она переживет это.

– Я полностью потеряла самообладание и орала прямо на улице! Я почти…

– Но ведь ты этого не сделала. – Он слегка потряс ее, чтобы она немного пришла в себя. – Не серди меня, Ева. Почему ты должна доводить себя до такого состоя­ния? Ты не спала почти тридцать часов. Ты подошла к такой фазе расследования, когда оно сильно ранит са­мого следователя. Большинство людей на твоем месте просто убежали бы от ужаса, с которым столкнулись, или сошли с ума. С тобой не произошло ни того, ни другого.

– Я развалилась на части.

– Нет, Ева. Ты обожглась и заблокировала свое со­знание. – Он прикоснулся губами к ее лбу. – Потом ты пришла домой. Прилегла немного. Закрой глаза и выброси все из головы.

– Мне не следовало тебя прогонять. Я не хотела этого делать…

– Это все равно вряд ли получилось бы. – Глубокая внутренняя убежденность в его голосе заставила ее улыбнуться. – Я никогда не оставлю тебя одну. И ты это прекрасно знаешь.

– Да, я знаю. И я хочу, чтобы ты был рядом. – Она просунула руку ему под рубашку, прежде чем он успел отстраниться. – Мне необходимо, чтобы ты был. И ты есть. – Она потянулась к нему губами, ища поцелуя. – Рорк!

– Тебе надо поспать.

– Я чувствую себя пустой, и мне это не нравится. – Она стала гладить его по спине под рубашкой. – На­полни меня чем-нибудь. Пожалуйста.

Рорк знал, что любовь заполнит все пустоты и щели, какими бы глубокими они ни были. И он сделает это для нее – и для себя. Нежно и терпеливо.

Он целовал ее, пока не почувствовал, что она пол­ностью расслабилась и ни о чем больше не думает. Его нежные сильные руки летали над ней, как крылья, про­никая под блузку и поглаживая ее грудь, а затем зами­рали на время очередного поцелуя. И когда она тяжело задышала, когда ее тело бессильно откинулось на подушки, он раздел ее – без единого слова или требова­тельного жеста его губы повторяли путь его пальцев, ощущая, как все сильнее бьется у нее сердце.

Ева полностью раскрылась перед ним, чего никогда не делала раньше. Только перед ним она могла лежать вот так – абсолютно голой. Она обнажала для него все: тело, сердце и мозг. И при этом знала и верила, что и он делает то же самое.

Рорк аккуратно снял с нее всю одежду и разделся сам, он лег рядом с ней и, нежно прижавшись к ее ма­ленькому трепещущему телу, ласкал ее, пока не почувствовал, что возросшее в ней желание принадлежать го­тово вырваться наружу.

– Я люблю тебя. – Он смотрел ей в глаза, когда входил в нее. – Бесконечно! Безгранично!

Ева задохнулась, а затем облегченно выдохнула. Она закрыла глаза, чтобы подольше задержать в себе этот миг счастья. Счастья полного блаженства и гармонии.

Ева крепко прижималась к нему, пытаясь еще на ка­кое-то время сохранить его тело около себя.

– Спасибо.

– Ненавижу говорить банальности, но я получил огромное удовольствие. Тебе лучше?

– Намного. Рорк… Нет, полежи еще так минутку. Когда мы вместе, как сейчас, я чувствую то, чего рань­ше никогда не знала. Как будто в мире больше никого нет.