– Может, вы знаете что-то об их женах, детях? Возмож­но, вы встречались с ними на досуге…

– У меня был дом, за которым я должна была следить. Я не располагала временем для светского безделья.

Ева быстро обвела взглядом комнату, но не обнаружила ни одного экрана.

– Вы следите за новостями, миссис Роуван? В частнос­ти, за текущими событиями?

– Я занимаюсь своими делами, и мне неинтересно, чем занимаются другие люди.

– В таком случае вы можете не знать, что вчера терро­ристическая группа, именующая себя «Кассандрой», уст­роила взрыв в отеле «Плаза» в Нью-Йорке. Погибли сотни людей. В их числе женщины и дети.

В ее серых глазах что-то дрогнуло, но взгляд тут же стал прежним. Тем же тоном Моника ответила:

– Им следовало находиться у себя дома.

– И вам абсолютно безразлично, что группа террористов убивает ни в чем не повинных людей, и что эта группа имеет отношение к вашему покойному мужу?

– Неповинных нет! – отрезала Моника.

– И даже вы не относитесь к невинным, миссис Роуван? – Не дожидаясь ответа, Ева сразу задала другой во­прос: – Связывался ли с вами кто-нибудь из «Кассандры»?

– Я живу сама по себе. Ничего не знаю про взрыв в вашем отеле. Но если вы спрашиваете, я отвечу, что стране станет лучше, если весь этот город к дьяволу взлетит на воздух! А теперь убирайтесь из моего дома, иначе я вызову моего общественного представителя!

Ева решила добавить к общей картине еще один штрих:

– Последний вопрос, миссис Роуван. Насколько я знаю, ваш муж и его группа никогда не требовали денег. Что бы они ни делали, они делали это по идейным соображениям. А «Кассандра» держит целый город в заложниках из-за денег. Одобрил бы это Джеймс Роуван?

– Я ничего не знаю об этом. Я просила вас покинуть мой дом.

Ева достала из кармана визитную карточку и пристави­ла ее к одной из улыбающихся статуэток на столе.

– Если вы что-то вспомните и решите связаться со мной, я буду вам очень признательна. Спасибо за потра­ченное на нас время.

Ева и Пибоди направились к выходу, сопровождаемые стуком каблуков Моники. На улице Ева с наслаждением вдохнула свежего воздуха.

– Поехали обратно, Пибоди, в этот город, который ку­пается в дерьме.

Пибоди передернула плечами:

– Я бы предпочла, чтобы меня вырастили бешеные волки, нежели такая баба.

Ева оглянулась и увидела тусклый серый глаз, подсмат­ривающий сквозь щелку в занавесках.

– А где разница?

Моника дождалась, когда уехала машина, затем подо­шла к столу и взяла оставленную карточку. «Может быть, с „жучком?“ – подумала она. Джейми в свое время хорошо ее научил. Моника поспешила на кухню, бросила карточку в утилизатор и включила его. Удовлетворенная результа­том, она подошла к настенному телефону. „Сюда они тоже могли поставить „жучок“. Все может быть. Поганые ко­пы!“ Оттопырив губы, Моника достала из ящика прибор­чик для защиты от прослушивания и приставила его к ап­парату.

Она выполнила свой долг – и выполнила безукориз­ненно. Давно настала пора компенсации. Моника набрала номер. Услышав ответ, она сказала:

– Я требую свою долю. Только что здесь была полиция и задавала мне вопросы. Я ничего не сказала им, но в сле­дующий раз могу сказать. Могу кое-что поведать лейте­нанту Даллас из Управления полиции Нью-Йорка, из-за чего она навострит ушки.

Одновременно вытирая рваной дезинфицирующей сал­феткой бледное пятнышко на счетчике, она повторила:

– Я требую свою долю, «Кассандра». Я ее заработала.

ГЛАВА 15

«Дорогой товарищ!

Мы «Кассандра», хранители верности.

Время дорого, и потому в данном обращении мы вынужде­ны ограничиться одним поручением. Направляем данные, ко­торые понадобятся тебе для проведения давно просроченной казни. Желательно сделать это в ближайшие дни. Мы хоте­ли осуществить все сами в подходящий момент, но обстоя­тельства складываются таким образом, что приговор нужно привести в исполнение безотлагательно.

Вспомни о нас на сегодняшнем собрании.

«Кассандра».

Зак не выходил из квартиры весь вечер. Он боялся, что если выбежит на улицу за едой, в это время может позво­нить Кларисса. Зак ругал себя за то, что не дал ей номера своего сотового.

Тем временем он занимал себя делом – в квартире было множество мелких поломок, которые игнорировала его сестра. Он прочистил сток в ванной, отремонтировал оконные створки, чтобы они лучше закрывались, повозил­ся с регулятором температуры воды на кухне и взял себе на заметку, что нужно до отъезда в Аризону подновить осве­щение в квартире. Если будет время. Если им с Клариссой не придется в тот же вечер уезжать на Запад…

Почему она не звонила?

Когда Зак поймал себя на том, что уставился на теле­фон, он пошел на кухню и сосредоточился на утилизаторе. Он разобрал машинку, почистил ее и собрал, пытаясь пред­ставить, как все будет происходить, когда он приедет с Клариссой домой.

Не было сомнений в том, что его семья примет ее. В дог­маты квакеров не входило давать убежище любому нужда­ющемуся без расспросов или условий, но Зак хорошо знал тех, кто его вырастил. Они были открытыми и щедрыми людьми.

Единственное, что беспокоило его, это острый глаз ма­тери. Она видела сына насквозь и распознала бы его чувст­ва, как бы он ни пытался их скрыть. Зак знал, что она не одобрит его романтическую связь с Клариссой. Ему даже казалось, что он слышит мамин голос, словно она находи­лась в одной комнате с ним:

«Ей нужно исцеление, Зак. Ей требуется время и неза­нятое пространство вокруг, чтобы разобраться с тем, что происходит внутри ее. Отойди в сторону и будь ей другом. Ты не имеешь права на большее. И она тоже».

Зак понимал, что его мать была бы права, если бы ска­зала так. Но он понимал так же хорошо, что слишком глу­боко любит Клариссу, чтобы отказаться от нее. Единствен­ное, что Зак твердо мог себе обещать, это то, что он будет относиться к Клариссе бережно и мягко – так, как к ней следовало относиться. Он уговорит ее пройти лечение, ко­торое поможет ей вновь обрести чувство собственного до­стоинства. Он представит ее своей семье, чтобы Кларисса увидела, что означает семья.

Он будет терпелив.

А когда она вновь обретет покой, он займется с ней лю­бовью – настолько осторожно и нежно, что она поймет прелесть отношений между мужчиной и женщиной, забу­дет боль и страх.

Зак знал, что страх наполняет ее. Следы ударов на теле заживут, но душевные раны могут долго саднить. Ему хоте­лось, чтобы уже только за это поплатился Брэнсон. Зак стыдился того, что жаждет возмездия, – эта жажда проти­воречила всему, к чему он пришел в своей вере. Но хотя он старался думать только о Клариссе, о том, как она расцве­тет вдали от этого города, словно цветок в пустыне, все же его кровь взывала к правосудию.