– Так и есть. Анжи, тебе должно понравиться: я работаю каждый день. По-настоящему работаю, – прибавила она, перебежала к полке и снова откусила от бутерброда с сосиской. – И только что закончила одну вещь.
– И? – осторожно поинтересовалась Анжи.
– Лучше будет, если вы сами ее увидите. Я слишком близка к ней.
Зажав трубку между ухом и плечом, Жан-Поль перекидывал камень из руки в руку. – Как жизнь в захолустье?
– Лустье, – поправила Клер. – Захолустье, и это отлично. Почему бы вам не приехать посмотреть самим?
– Как насчет этого, Анжи? Хочешь, несколько деньков в деревне? Мы сможем вдыхать запах коров и заниматься любовью на сене.
– Я подумаю об этом.
– Неделя в Эммитсборо это не год на Пустыре. – Воодушевленная этой идеей, Клер покончила с сосиской. – Здесь нет кабанов и насильников.
– Je suis desole [2] , – сказал Жан-Поль, пробуя языком щеку изнутри. – Что скажешь, cherie [3] ?
– Покой, умиротворение – даже уютный вид скуки. – Она подумала об Эрни с его юношеской неугомонностью и неудовлетворенностью. «Не всем скучно», – решила она. – После того, как я проведу вас по горячим местам типа закусочной «У Марты» и таверны Клайда, мы сможем сидеть на крыльце, попивать пиво и глядеть, как растет трава.
– Звучит возбуждающе, – пробормотала Анжи.
– Посмотрим, что можно перетасовать в нашем расписании. – Немедленно решился Жан-Поль. – Я хочу побывать у Клайда.
– Отлично. – Клер подняла свою бутылку и чекнулась с призрачным собутыльником. – Вам очень понравится. Правда. Это прекрасный американский городишко. В Эммитсборо никогда ничего не случается.
Моросил мелкий дождь, размывая грязь на земле в круге. В яме не было огня, только холодный пепел дерева и костей. Фонари заменили свечи. Облака окутали луну и звезды густой дымкой.
Но решение было принято, и они не собирались ждать. Сегодня здесь было только пять фигур в плащах. Старая гвардия. Эта встреча, этот ритуал держался в тайне ото всех, кроме этих избранных.
– Боже, как же мерзко сегодня вечером. – Бифф Стоуки сложил мясистую ладонь чашкой вокруг сигареты, заслоняя ее от дождя. Сегодня не было ни наркотиков, ни свечей, ни пения, ни проституток, вот уже двадцать лет он входит в секту, он зависит от нее и нуждается в ритуалах так же, как в дополнительных льготах.
Но этой ночью вместо алтаря была пустая плита и перевернутый крест. Сегодня его соучастники казались раздраженными и настороженными. Никто не говорил, дождь лился.
– В чем же, черт возьми, дело? – спросил он всех сразу. – Это не наша обычная ночь.
– У нас есть особое дело. – Главарь отделился от них, вышел на середину, и повернулся. Глаза его маски глядели мрачно и пусто. Две оспины ада. Он поднял руки, растопырив длинные пальцы. – Нас немного. Мы первые. В наших руках сила засветит ярче. Наш Господин подарил нам великое счастье: право привести к Нему других, показать им Его славу.
Он стоял как статуя, жуткий зеркальный образ кошмарной скульптуры Клер. Тело согнуто, голова поднята, руки распростерты. Под маской его глаза блестели ожиданием и осознанием власти, которую он имеет, по причинам, которых другие никогда не поймут.
Они прибежали, как выдрессированные собаки на его клич. Они будут действовать, так же бездумно, как бараны, по его приказу. И если один или двое из них сохранили частицу того, что обычно называют совестью, жажда власти в них превозможет ее.
– Наш Господин недоволен. Его клык сочится местью. Он предан одним из Его детей, одним из Его избранников. Закон наш попран, и мы должны отомстить. Сегодня будет смерть.
Когда он опустил руки, один из закутанных в плащ достал бейсбольную биту из-под одежды. И только Бифф открыл в удивлении рот, как бита обрушилась на его череп.
Когда он пришел в себя, то обнаружил, что его привязали к алтарю и раздели. Моросящий дождь попадал на кожу и холодил ее. Но все это было ничем по сравнению с леденящим страхом, охватившим его душу.
Они стояли вокруг него: один у ног, другой в изголовье, и по одному с каждой стороны. Четыре человека, которых он знал большую часть своей жизни. Их глаза были чужими. И он знал: они видят смерть.
Огонь уже разожгли, и когда дождь попадал на дрова, вода шипела. Звук был почти такой же, как при жарке мяса.
– Нет! – Он извивался, напрягая ноги и руки, корчась на гладкой плите. – Господи Иисусе, нет! – От ужаса он произнес имя божества, которое осквернял уже двадцать лет. Рот был наполнен привкусом страха и крови, текшей оттуда, где его зубы впивались в язык. – Вы не можете. Не можете. Я давал клятву.
Главарь посмотрел на рубец на левом яичке Биффа. Знак как будто бы… стерся. – Ты больше не один из нас. Ты нарушил клятву. Ты нарушил Закон.
– Никогда. Я никогда не нарушал Закон. – Он дернулся, и веревки впились в запястье. Первая кровь окрасила дерево.
– Мы не показываем наши клыки в гневе. Это Закон.
– Это Закон, – пропели остальные.
– Я был пьян. – В груди потяжелело, когда он начал рыдать мелкими, горькими слезами ужаса. Там, скрытые под масками, под капюшонами, были лица, которые он хорошо знал. Его глаза устремлялись то на одного, то на другого, испуганные, умоляющие. – Черт возьми, я был пьян.
– Ты попрал Закон, – повторил главарь. В его голосе не было ни пощады, ни чувства, хотя все чувства поднимались в нем черным кипящим морем. – Ты показал, что не можешь хранить его. Ты слаб, а слабые должны быть наказаны сильными. – Зазвучал колокол. Заглушая рыданья и проклятья Биффа, главарь произнес:
– О, Господин Темного пламени, дай нам силу.
– Силу для Твоей Славы, – пропели остальные.
– О, Властелин Столетий, дай нам мощь.
– Мощь Твоего Закона.
– In nomine Dei nostri Santanas Luciferi exceisi! [4]
– Аве, Сатана.
Он поднял серебряную чашу. – Это вино горечи. Я Пью в печали по нашему потерянному брату.
Он пил долго, заливая вино через зияющую дыру рта в маске. Он оставил чашу, но жажда осталась с ним. Жажда крови.
– Ибо его испытали, и его судили, и он осужден.
– Я убью вас! – закричал Бифф, мучая свое тело в попытках освободиться от уз. – Я убью вас всех. Боже, не делай этого.
– Жребий брошен. Нет жалости в сердце у Князя Ада. Его именем я приказываю Темным Силам даровать мне их страшную мощь. Всеми Богами Преисподней, я заклинаю: да случится то, чего я желаю.
– Услышь имена.