— Довод в мою пользу.
— Как раз нет. Забудь о нем. И свела нас вместе тоже женщина — тут тебе крыть нечем. Могу привести еще немало аргументов, но от этого глупого разговора у меня болит голова.
— Тебе нужно отдохнуть. Поговорим завтра утром.
— Я не собираюсь отдыхать, и мы не вернемся к этому разговору завтра утром.
— Единственный свет? Иногда больше похоже на луч, бьющий прямо в глаза. Ты упрямая и несносная женщина.
— Да. — Она улыбнулась и вновь протянула ему руки. — Присядь. Ты беспокоишься и заботишься обо мне. Я это понимаю и ценю.
— Ради меня. — Хойт поднес ее руки к губам. — Я успокоюсь. И сосредоточусь на деле.
— Хорошо. — Она высвободила руки и игриво толкнула его в грудь. — Очень хорошо. Значит, коварство — не только женская черта.
— Это не коварство, а истина.
— Попроси меня о чем-нибудь другом, и я постараюсь выполнить твою просьбу. Но оставаться в башне — этого я тебе обещать не могу, Хойт. Я тоже волнуюсь за тебя. За всех нас. И постоянно мучаюсь вопросом: что мы можем сделать, какие у нас возможности. Почему во всем мире — во всех мирах — только нам, женщинам, поручена эта работа — продумывать каждый шаг, беспокоясь о дорогих тебе людях. Но от моих размышлений, к сожалению, ничего не изменилось. И мы уже потеряли очень хорошего человека.
— Если я потеряю тебя… Гленна. Даже думать об этом не могу.
Она знала, что иногда женщина должна быть сильнее мужчины.
— Миров так много, и они непостижимы. Думаю, мы уже никогда не потеряем друг друга. Теперь у меня есть больше, чем когда-либо. И это делает нас лучше. Возможно, мы здесь еще и для того, чтобы найти друг друга.
Гленна прижалась к нему и вздохнула, почувствовав его крепкое объятие.
— Останься со мной. Ложись рядом. Люби меня.
— Тебе нужно выздоравливать.
— Да. — Она потянула его за собой на подушки, коснулась губами его губ. — Нужно.
Хойт надеялся, что сможет подарить ей всю свою нежность, в которой она так нуждалась. Он хотел доставить ей это волшебное наслаждение.
— Тогда медленно. — Он поцеловал Гленну в щеку. — И тихо.
Он касался ее только губами, покрыв теплыми и убаюкивающими поцелуями ее лицо и шею. Потом снял с нее рубашку и стал целовать грудь, синяки на боку. Осторожно и бережно.
Легкие, словно крылья птицы, его губы и пальцы успокаивали — тело и душу — и одновременно возбуждали.
Их взгляды встретились, и Хойт понял, что ему открылось ранее неведомое. Он обладает тем, чего у него еще никогда не было.
Он поднял Гленну на подушку из воздуха и серебристого света, сделав магию своей постелью. Со звуком, напоминающим вздох, в комнате зажглись свечи. Их свет был похож на расплавленное золото.
— Как чудесно. — Паря в воздухе, Гленна взяла его за руки и закрыла глаза. Она наслаждалась. — Волшебно.
— Я отдам тебе все, что у меня есть, но думаю, что этого мало.
— Ты ошибаешься. Больше ничего не нужно.
Не только наслаждение, не только страсть.
Понимает ли он, что с ней творится от его прикосновений? То, что они пережили — ужас, боль, смерть, проклятие, — не может затмить это чувство. Огонь, горевший в ее душе, служил для него маяком, который никогда не погаснет.
Жизнь многолика, и сейчас Хойт и Гленна погрузились в самую приятную и ошеломительную ее часть. Вкус его губ лечил душу, прикосновения будили сонм желаний. Прижавшись к Хойту, она подняла руки и развернула ладони. С них дождем посыпались белоснежные лепестки роз.
Гленна улыбнулась, почувствовав его плоть внутри себя, и их тела стали двигаться в унисон, нежно и медленно. Взлет и падение тел и сердец. Воздух, насыщенный светом, ароматами и чувствами.
На кухне Мойра задумчиво разглядывала консервную банку с супом. Все проголодались, и она решила что-нибудь приготовить на случай, если Гленна проснется. Чай-то она заварит, но хорошо бы кто-нибудь показал, как совладать с этой штукой.
Она лишь один раз видела, как Кинг открывал такой цилиндр машинкой, издававшей противный звук. Мойра трижды пыталась включить машинку, а теперь раздумывала: может, лучше воспользоваться мечом, чтобы вскрыть проклятую банку?
У нее были способности к магии, но, честно говоря, совсем небольшие. Оглянувшись и удостоверившись, что она одна, Мойра сосредоточилась и представила цилиндр открытым.
Он слегка завибрировал, но упрямо не хотел открываться.
— Отлично, попробуем еще раз.
Нагнувшись, она принялась разглядывать консервный нож, прикрепленный к нижней стороне столешницы. Будь у нее инструменты, Мойра могла бы разобрать эту штуку и выяснить, как она работает. Ей нравилось разбираться в устройстве разных вещей. Хотя в первую очередь инструментами она открыла бы этот чертов цилиндр.
Выпрямившись, она откинула волосы со лба, пожала плечами. Затем вполголоса выругалась и предприняла еще одну попытку. На этот раз машинка зажужжала, повернув банку. Мойра радостно захлопала в ладоши и снова наклонилась, чтобы посмотреть, как работает консервный нож.
Ловко придумано. Здесь столько хитроумных вещей! Интересно, позволят ли ей сесть за руль машины? Кинг обещал ее научить.
При воспоминании о Кинге у нее задрожали губы, и она с большим усилием сдержалась, чтобы не расплакаться. Мойра надеялась, что он умер быстро и не страдал. Утром она поставит ему могильную плиту на кладбище, которое они с Ларкином видели во время прогулки.
А когда вернется в Гилл, воздвигнет в его честь памятник и попросит менестреля написать о нем песню.
Мойра вылила содержимое банки в кастрюлю и поставила на огонь, зажигать который ее научила Гленна.
Им нужно поесть. Скорбь и голод ослабят их, а слабость сделает легкой добычей для врагов. Хлеб, решила она. Нужен хлеб. Простая, но сытная еда.
Она шагнула к кладовке и резко отпрянула, увидев в дверном проеме Киана. Он прислонился к стене, удерживая пальцами горлышко почти пустой бутылки.
— Решила перекусить посреди ночи? — Он улыбнулся, сверкнув белыми зубами. — Я сам люблю это дело.
— Все ушли спать голодными. Я подумала, что нам нужно поесть.
— Ты никогда не перестаешь думать, маленькая королева?
Он пьян. От выпитого виски глаза Киана остекленели, голос стал хриплым. Но Мойра понимала, что он страдает.
— Сядь, а то упадешь.
— Спасибо за любезное предложение — в моем собственном доме, черт возьми. Я пришел за другой бутылкой. — Он встряхнул той, что держал руке. — Эту уже кто-то прикончил…
— Можешь напиться, если хочешь. Но тебе тоже нужно поесть. Я знаю, что ты ешь обычную еду — видела. А у меня тут ничего не выходит.