– Не вздумай с ним трахаться. – Ева нервно провела пальцами по волосам. В эту самую минуту вернулся Янси с напитком для Трины и еще одной банкой для себя. – Ты знаешь, где меня найти, – сказала ему Ева.
– Есть. Мы с Триной… – Он подмигнул Трине. – Мы скомпонуем тебе лицо этого парня. Итак, Трина, давно ты занимаешься красотой как бизнесом?
Ева знала, что таков его рабочий стиль. Янси умел заставить очевидцев расслабиться, болтал с ними, завоевывал доверие. И все же она с трудом подавила в себе стремление сказать ему, чтоб поторапливался. Она приказала себе просто отступить. Повернулась и ушла.
Времени мало, но хватит, чтобы добраться до кабинета, систематизировать данные – и свои собственные мысли – перед брифингом. Позвать Пибоди, – размышляла Ева по дороге в отдел убийств, – вывести упомянутые данные на экран. Провести брифинг, а потом придется ехать на эту дурацкую утреннюю пресс-конференцию. Надо провести вероятностный тест – прокачать себя как мишень, найти время где-то днем, чтобы обсудить это с Мирой. Но ей надо было работать на выезде, ей хотелось поскорее оказаться на улице.
Если этот ублюдок следит за ней, она может засечь слежку.
Ева прошла прямиком в свой кабинет и застыла на пороге с разбега, увидев Фини, склонившегося на стуле для посетителей над кружкой кофе.
Он поднялся на ноги. Выглядит паршиво, подумала Ева. Да, вид у него потрепанный. Ева невольно напряглась, хотя сердце у нее упало.
Он не сводил с нее запавших глаз с набрякшими мешками.
– Есть минутка?
– Есть.
Ева вошла и закрыла дверь. И впервые в жизни пожалела, что кабинетик у нее такой тесный. Не было места, чтобы как-то с ним разминуться, обойти его стороной. Придется выяснять отношения.
И тут из нее выплеснулось, просто выплеснулось без всякой подготовки, неожиданно для нее самой:
– Я хочу извиниться за…
– Прекрати. – Он сказал это так быстро, что ее голова невольно откинулась назад, как от удара. – Ничего больше не говори. Остановись прямо на этом месте. И без того все скверно. Я был не прав. Это я нарушил правила. Ты ведешь это следствие. Ты возглавляешь опергруппу. Я не имел права подрывать твой авторитет, сомневаться в твоей правоте. И я был не прав, когда вывалил все это на тебя. Ну вот. – Фини помолчал и отхлебнул добрый глоток кофе. – Это все.
– Это все? – переспросила Ева. – И что теперь будет?
– Тебе решать, что теперь будет. Хочешь убрать меня из опергруппы – имеешь право. У тебя есть мои записи, я найду кого-нибудь на замену.
В эту минуту Еве хотелось, чтобы он врезал ей покрепче, лишь бы не выслушивать все эти оскорбления, больно ранившие ее.
– Зачем ты мне все это говоришь? Как ты можешь думать, будто я хочу убрать тебя из опергруппы?
– Будь я на твоем месте, я бы это обдумал. Серьезно.
– Бред. Это просто бред. – Ева не лягнула стол. На этот раз она выбрала жертвой свое кресло. Оно врезалось прямо в стул для посетителей, отскочило и с грохотом ударило в стену. – И ты не на моем месте, тупой сукин сын!
Печальные глаза сенбернара округлились и стали огромными. Фини вскочил со стула.
– Что ты сказала?
– Ты меня слышал. Ты такой твердолобый, такой упертый, такой законченный дурак, что тебе в лом отставить в сторону свои оскорбленные чувства и поработать со мной. Ничего, придется тебе их проглотить, мать твою! Я не могу себе позволить потерять лучшего члена команды на этом этапе следствия. И ты прекрасно это знаешь. Ты это знаешь, и нечего мне тут впаривать, что у меня есть основания выпереть тебя из группы пинком под зад.
– Это ты сейчас получишь пинок под зад! Сию же минуту!
– Тебе меня не одолеть, – бросила в ответ Ева. – Еще лет десять назад – может быть, но не сейчас.
– Может, попробуем, малышка? Может, проверим?
– Хочешь провести раунд? Пожалуйста! Но только когда мы закроем это дело. Что с тобой такое? У тебя штырь в заднице? Я его вытащу и прямо этим штырем выбью из тебя всю дурь, понял?
Тут ее голос дрогнул, и от этого им обоим стало только хуже. Оба почувствовали себя несчастными.
– Зачем ты пришел? – продолжала Ева. – Явился сюда весь из себя важный, рычишь на меня и как пошел чесать! Даже извиниться не даешь за то, что я облажалась!
– Это не ты, черт бы тебя побрал, это я облажался!
– Ладно. Отлично. Оба мы хороши. Оба облажались. Парочка придурков.
Фини рухнул обратно на стул, словно из него враз выпустили воздух.
– Может, и так, только я старше тебя. Я раньше начал.
– Будешь мне тыкать в нос тем, что ты старше по званию? Отлично, – повторила Ева. – Просто замечательно. Я буду первая отдавать тебе честь. Ну как? Полегчало?
– Нет, не полегчало, разрази меня гром!
Фини сказал это с таким тяжким вздохом, что Ева почти перестала на него сердиться.
– Чего тебе надо, Фини? Чего ты от меня ждешь? Что я должна сказать?
– Ничего. Ты должна слушать. Я позволил себе разозлиться. Я не закрыл это дело девять лет назад, и с тех пор оно меня точит. Я же тебя учил – разве нет? – что стопроцентной раскрываемости не бывает, и нельзя себя изводить, когда что-то не выходит, когда не можешь собрать все концы воедино. Хоть напополам разорвись, а не выходит. И твоей вины в этом нет.
– Ну, учил.
– Только на этот раз я сам себя не послушал. Весь желчью изошел и никак не мог успокоиться. – Фини поджал губы и покачал головой. – Ты находишь свежий след, а я, вместо того чтобы броситься по нему, идти и не отпускать, бросаюсь на тебя. А сам все думаю: «Неужели я это пропустил? Неужели все эти женщины погибли, потому что я этого не увидел?»
– Ты прекрасно знаешь, что это не так, Фини. И я прекрасно понимаю, что стопроцентной раскрываемости не бывает. И опыт тут ни при чем. Вот скажи: я была хороша девять лет назад?
– Нуждалась в закалке.
– Да не в этом дело. Я была хорошим копом?
Фини отпил еще глоток и вскинул на нее взгляд.
– Уже тогда ты была лучше всех, с кем мне когда-либо приходилось работать.
– И я работала с тобой над этим делом. Каждый шаг, каждую минуту. Мы ничего не упустили, Фини. Этого там просто не было. Не было этой схемы, этих улик, этих доказательств. Даже если он и брал этих женщин – кое-кого из этих женщин – таким образом, мы не нашли никаких следов. Потому что их не было.
– Я вчера целый день копался в файлах по тому делу. Понимаю, что ты хочешь сказать. Но сам я хочу сказать другое: потому-то я на тебя и набросился.
Он вспомнил, что говорила ему жена накануне вечером. Она сказала: «Ты разозлился на Даллас, потому что она член твоей семьи. Она позволила тебе злиться, потому что ты член ее семьи. Никто не скандалит так регулярно, с такой бессмысленной жестокостью, как родственники». Так сказала его Шейла.