– Да, это верно.
– Тот район переживал тогда не лучшие времена. Никак не мог оправиться после Городских войн. У нас не хватало патрульных на улицах, чтобы пресекать войны между бандами. А банды творили что хотели, зажигали костры прямо у нас под задницей, извините за выражение.
– Вы знали Лино Мартинеса?
– Знал и этого маленького подонка, и всех остальных. Я сам патрулировал эти улицы, когда носил форму. Он был кандидатом в кутузку уже к восьми годам: воровал в магазинах, портил вещи просто ради вандализма. Его мать… она очень старалась. Я сам видел – и не раз! – как она тащит его в школу, в церковь. Я его поймал с полным карманом «дури», когда ему было десять. Отпустил ради матери.
– Вы знали Ника Сото?
– Уличный толкач, буян, часто избивал женщин, скользкий ублюдок. Но потом кто-то сунул ему перо под ребра. Раз пятьдесят-шестьдесят. Я над этим делом не работал, но я его знал. Немного.
– Кто-нибудь говорил с его дочерью и с Лино об этом деле?
Стьюбен ответил не сразу, задумчиво потер щеку рукой.
– Наверняка. Лино и дочка Сото были не разлей вода. По правде говоря, она была та еще оторва. Хуже Лино. Если он что-то крал, то чаще ради денег. Если он выколачивал из кого-то дерьмо, так на то была причина, у него была цель. А она?! Ей ненависть глаза выела. Если она что-то крала, так только чтобы отнять это у кого-то другого, если она выколачивала из кого-то дерьмо, так просто ради удовольствия. А что, вы взяли их след по этому делу?
– Я сегодня допрашивала Пенни Сото по другому делу. Она утверждает, что отец ее насиловал, много раз. Но это не вышло наружу.
– Как я уже говорил, я не вел дело Ника Сото, но кое-какие детали мне известны. – Стьюбен покачал головой. – Если бы это вышло наружу, я бы знал.
– После взрыва вы подозревали Лино?
– К тому времени он уже встал во главе «Солдадос» вместе с Чавесом. Они стали капитанами. Место взрыва, строго говоря, не было на территории «Черепов». Это была спорная территория, но многие из них там ошивались. Это была месть. Дело рук «Солдадос», я точно знаю, а «Солдадос» не дышали, если Лино Мартинес им не велел. Миссис Мартинес говорит, что Лино снялся с места за два дня до взрыва. – Стьюбен вздохнул. – Мне пришлось ей поверить, я понял, что она сама в это верит. Она позволила нам обыскать квартиру – ни следа Лино. Мы опросили соседей, и уж поверьте, они сдали нам бы сукина сына с дорогой душой, но они подтвердили ее слова. Он испарился еще до взрыва. Мы начали поджаривать «Солдадос», сильно поджаривать, но ни один из них не отказался от первоначальных показаний, ни один. И все же, это их рук дело, лейтенант. Мартинеса и Чавеса. Нутром чую.
– Мое нутро говорит то же самое.
– У вас что-то есть на них? На любого из них?
– У меня есть Лино Мартинес в морге.
Стьюбен подцепил вилкой новую порцию капусты.
– Ему там самое место.
– Как насчет других банд? – спросила Ева. – Кто-нибудь из них мог отомстить Лино после стольких лет?
– «Черепа», «Кровавые»… В основном либо уже умерли, либо разошлись кто куда, либо в тюрьме. Но кое-кто есть до сих пор. И все же этот костер давно погас. Как он погорел?
– Вы слышали об убийстве в церкви Святого Кристобаля? Он был там священником.
– Мартинес?!
– Он самый. Как вам это нравится? Прятался у всех на виду больше пяти лет.
Стьюбен откинулся на спинку стула и задумался, потягивая крем-соду из банки.
– Он был хитер. Мозги у него были, он никогда не терял головы. Ему трудно было что-нибудь пришить даже в юности. Он умел запутывать следы, умел действовать чужими руками. Добрался до верхнего уровня у «Солдадос» уже к шестнадцати годам. Раз прикидывался священником, значит, была у него в этом какая-то своя выгода. Вы об этом допрашивали его девчонку Пенни Сото?
– Да, только что, – подтвердила Ева.
– Уж кому знать, как не ей. Точно вам говорю: раз он вернулся, значит, пошел к своей девчонке. Если было у Лино слабое место, то это она. Он сделал ее лейтенантом, а ей еще и пятнадцати не было. Говорили, что среди рядовых «Солдадос» кое-кто роптал по этому поводу. Лино оглушил одного из недовольных куском стальной трубы и позволил Пенни выколотить из него все дерьмо. – Конечно, несогласный заявил с больничной койки, когда сломанная челюсть позволила, что он упал с лестницы. В те времена невозможно было заставить одного из них дать показания на другого. Каждый готов был скорее расстаться с жизнью.
– Времена меняются, – задумчиво проговорила Ева.
Стьюбен кивнул.
– Меняются. Попробуйте поговорить с Джо Инесом.
– Я с ним уже раз побеседовала. Слабое звено? – спросила Ева из вежливости, потому что ответ она уже знала.
– Если там есть слабое звено, то это он. Джо не был склонен к кровопролитию. Он не был жесток.
– Есть кто-то еще, с кем мне следовало бы поговорить? С кем-то из бывших членов? У меня пара детективов работает, добывает имена, но вы-то лучше знаете.
– Могу вам сказать: тех, кто занимал верхние ступеньки в то время, вы не найдете. Кто умер, кто в тюрьме, кто в бегах. Здесь остались только рядовые. Главными были Мартинес и Чавес. И Сото. Она стала главной, когда они сбежали.
– Спасибо, детектив.
– Дайте мне что-нибудь, чтоб закрыть дело о взрывах, и мы будем квиты.
Ева стала из-за стола.
– Еще одна вещь, – сказала она. – Семьи убитых. Вы с ними в контакте?
– Время от времени.
– Могу я обратиться к вам еще раз, если понадобится?
– Вы знаете, где меня найти.
Ева снова отправилась в приходской дом церкви Святого Кристобаля. Роза О'Доннелл, растрепанная, хорошенькая, разрумянившаяся, открыла дверь. На ней был фартук поверх яркой блузки и узких черных брючек.
– Привет. Чем могу помочь?
– У нас есть пара вопросов к вам, а также к отцам Лопесу и Фримену.
– Отцов сейчас здесь нет, но… Вы не возражаете, если я приглашу вас на кухню? Я пеку хлеб, и вы меня застали в процессе.
– Да, конечно, пойдемте на кухню. Простите, как вы сказали? Вы его… печете? Сами? – спросила Ева, следуя вместе с Пибоди за Розой по приходскому дому. – В смысле, из муки?
– Да. – Роза с улыбкой оглянулась через плечо. – Из муки и других продуктов. Отец Лопес очень любит мой хлеб с розмарином. Я как раз собиралась месить тесто. Не хочу, чтобы оно перестоялось.
В маленькой кухне на рабочем прилавке стояли большая миска, мраморная разделочная доска и банка с мукой.
– Моя мама тоже печет хлеб, – вставила Пибоди. – И бабушка пекла, и моя сестра. Даже папа иногда помогает.