Она думала о Мэте, о прозвучавших в его голосе нотках Отвращения к себе и виноватых нотках, когда он рассказывал ей о том, о чем она не должна была и не хотела знать. Она думала о Квине, который вел себя твердо и неуступчиво, однако дал Мэту возможность самому ей все рассказать.
Неожиданно ее мысли переключились на брата и на их спор, который состоялся в подростковом возрасте. Трейс пообещал оторвать голову одному парню, если тот вступит с ней в близкие отношения. Шантел вспомнила, как она разозлилась на брата за то, что он вмешивается в ее жизнь, и как она заявляла всем, что сама сможет постоять за себя.
Почему же сейчас она потеряла над собой контроль?
Она всегда умела владеть собой. Даже Трейс понимал, что она не нуждается в его защите. Наверное, это потому, что она была старшей из тройняшек и рано научилась решать свои проблемы самостоятельно.
Ей пришлось пережить горе, потерю любви. Она давно уже лишилась иллюзий, но всегда готова была дать отпор. А сейчас она перестала бороться, хотя борьбу прекращать нельзя. Она никогда не испытывала потребности обращаться за помощью к мужчине, тем не менее…
Тут Шантел снова подумала о Квине и его обещании встать на ее защиту. Ей хотелось верить, что это не просто слова. Когда он был с нею, находился рядом, она чувствовала себя в безопасности.
Но сейчас стояла ночь, и ее сознание дремало. И ей так хотелось уснуть! Она повернулась на другой бок, одеяло сбилось и в конце концов упало на пол.
И тут зазвонил телефон. Шантел схватила трубку. В полудреме ей показалось, что это звонит ее мать, чтобы отругать ее за то, что она опаздывает на репетицию.
— Да, — пробормотала Шантел в трубку, — да, я уже иду.
— Я не могу спать. Мечты о тебе не дают мне уснуть.
В шепоте Шантел услышала низкие ноты отчаяния и сразу же проснулась.
— Прекратите мне звонить!
— Я не могу. Я пытался, но у меня ничего не получается. Неужели ты не понимаешь, что ты со мной делаешь? Всякий раз, когда я вижу тебя, всякий раз, когда я слышу тебя, я…
— Нет! — закричала она в телефон. Потом, к своему стыду, разразилась слезами. — Пожалуйста, оставьте меня в покое. Прошу вас. Я не хочу вас больше слышать.
Но, даже зарывшись лицом в подушку, она слышала его. Она слышала его, нащупывая телефон, чтобы положить трубку. И даже когда та замолчала, голос незнакомца продолжал звучать в ее голове. Шантел свернулась калачиком и дала волю слезам.
Квин смотрел в окно, когда зазвонил телефон. Выругавшись, он бросился к нему, надеясь поднять трубку до того, как звонок разбудит Шантел, но, когда он ее снял, там уже звучал шепот. На мгновение что-то показалось ему знакомым — манера говорить, акцент? Он попытался сосредоточиться, не вдумываясь в смысл слов и стараясь не замечать страха в голосе Шантел, но, когда он услышал ее мольбу, а потом и плач, его губы сжались в твердую линию. Он слышал, как она положила трубку и всхлипывания мужчины перед тем, как он отключился.
Бросив трубку, Квин, сжал кулаки и засунул руки в карман. Он упустил что-то очень важное, потому что его спокойствие и объективность тут же испарились, как только Шантел начала плакать.
Эта женщина лишала его твердости. Подобного нельзя было допускать. Ни в коем случае. Надо оставить ее в покое. Ей самой хочется, чтобы он от нее отстал, подумал он. Она не захочет его видеть после того, как потеряла над собой контроль. Женщины вроде Шантел проливают слезы, когда их никто не видит. И даже если она захочет найти себе утешителя, он, Квин, будет последним человеком, к которому она обратится. Борясь с попеременно накрывающими его волнами ярости и беспомощности, он подошел к окну.
В ее голосе звучал неподдельный страх.
Ее нельзя оставлять одну. Особенно сейчас, подумал он, тихонько постукивая кулаком по подоконнику. Она может думать, что ей хочется побыть одной, но сейчас ей нужна его поддержка. И он надеялся, что сообразит, что сказать, как поступить, когда он придет к ней.
Через жалюзи на ее окне просачивались полосы лунного света. Они превращали все предметы в комнате в серебро. Он тихонько вошел, надеясь, что она снова уснула и что он только посмотрит, все ли в порядке, и, может, немного посидит рядом, пока она будет спать. Если бы она знала, как ему хочется быть с ней, охранять ее, беречь ее, черт возьми! Может быть, тогда она не стала бы прогонять его?
Ни с одной женщиной он не обращался с такой осторожностью. Потому что, вынужден был он признаться самому себе, ни одна женщина не значила для него столько, сколько она. А Шантел значила для него очень много.
Она не спала. Подходя к кровати, он услышал ее сдавленные рыдания. Он замер на месте, потрясенный этим тихим звуком, выражением беспомощности. Он помнил, как взрывается граната и ее осколки разлетаются во все стороны. Он помнил ужасный грохот ружейной стрельбы и тот незабываемый свист, который издает пуля, перед тем как впивается в человеческую плоть. Но от этих звуков он никогда не терялся так, как от тихих всхлипываний Шантел.
Если бы она разозлилась, он сыграл бы на ее гневе. Если бы она просто испугалась, он бы попытался ее обидеть, ввести в состояние шока и тем самым избавить от страха. Но она плакала.
Он бесшумно подошел к кровати и присел рядом с ней. Ему очень хотелось утешить ее, но он не знал слов утешения и просто положил ей руку на голову. От его прикосновения Шантел вздрогнула и испуганно вскрикнула.
— Это я. Всего лишь я. — Он взял ее руки и сжал их. — Расслабьтесь. Никто вас здесь не обидит.
— Квин! Ее рука сначала обмякла, а потом снова напряглась, когда она попыталась успокоиться. — Вы меня напугали.
— Прошу прощения.
Лунный свет был так ярок, что он хорошо видел ее лицо и слезы на щеках.
— С вами все в порядке?
— Да. — В груди она ощущала стеснение, а в горле першило от слез. — Да, у меня все хорошо. Вы, наверное, слышали наш телефонный разговор?
— Да, я его слышал. — Он отпустил ее руки, боясь сломать ей пальцы. — Давайте я принесу вам чего-нибудь, воды например. — Он засунул руки в карманы. — Или чего-нибудь еще.
— Нет, мне ничего не нужно. — Шантел вытерла лицо тыльной стороной ладони. — Я не могла долго разговаривать с ним. Мне было противно его слушать.
— Все в порядке.
— Нет. — Подтянув колени, она положила на них голову. — Это моя проблема, и если я буду избегать ее, то никогда се не преодолею. Все, что вы говорили мне раньше, оказалось правдой, все, что вы делали, вы делали правильно, а я вам только мешала.
— Никто вас ни в чем не обвиняет, Шантел. — Он потянулся было, чтобы дотронуться до ее смуглых плеч, бессильно опущенных в эту минуту. Но тут же спохватился и сжал свою руку в кулак. — Вам надо поспать.
— Да,
Он не знал, что делать дальше. С чего это он вдруг решил, что нужен ей? Он не умел утешать и успокаивать женщин. Не знал тех ласковых слов, которые помогли бы ей расслабиться и уснуть. Он только кипел от гнева и сгорал от желания спасти ее. Но ни то ни другое не могло ей сейчас помочь.