— Согласен, — кивнул Пацоха и перечислил фамилии трех грузин и трех литовцев.
— Верно, — согласился Дронго, — хотя я бы исключил Важу Бугадзе. На роль хладнокровного убийцы этот парень явно не тянет.
— Грузины не пойдут обедать без Бугадзе, — заметил Пацоха, — поэтому я его тоже включил.
— Не пойдут, — кивнул Дронго, — итого десять подозреваемых. Кто еще?
— Испанцы. Альберто Порлан и его жена, они были в ту ночь в Мадридском отеле. Карлос Казарес, Инес Педроса.
— Вряд ли. В Большой советской энциклопедии есть упоминание о самом ярком представителе галисийской литературы Испании. И это романист Карлос Казарес. Кстати, энциклопедия была выпущена еще в семьдесят втором году, когда Казаресу было только тридцать лет.
— Если хочешь, я его уберу из списка, — предложил Пацоха.
— Пока не нужно. Кто остальные восемь?
— Ты, я, Нелли Мёллер, Павел Борисов. Виржиния. Еще я включил троих югославов — Мехмеда Селимовича, Ивана Джепаровского и Зорана Анджевского.
— Почему именно их? Один из Боснии, другой из Македонии, третий из Югославии.
— Портье говорил, что они вернулись в отель позже других и просили льда для виски. Каждый хотел узнать, где находятся автоматы, вырабатывающие лед.
— Это еще ничего не значит. Они могли действительно пить виски. Хотя, я думаю, их нужно оставить.
— Я бы еще поставил Дивжака.
— Если этот парень поругался со мной, еще не значит, что он убийца, — засмеялся Дронго.
— Он воевал против сербов, — упрямо сказал Пацоха, — и я считаю его одним из самых подозрительных типов.
— Игор — молодой человек. И, возможно, принимал участие в боевых действиях. Но как журналист, а не как солдат. Я у него узнавал, он не воевал.
— Как хочешь. Тогда кого оставить? У меня уже двадцать два человека без Дивжака. Плюс еще двое. Ты говорил, что ваш разговор с Густафсоном слышали, кроме Борисова, еще Стефан Шпрингер. Мехмед Селимович и Альваро Бискарги.
— Получается слишком много, — сказал Дронго. — Кстати, там были две женщины, о которых я тебе не говорил.
— Кто они?
— Там еще стояла эта симпатичная датчанка Мулайма Сингх и Мэрриет Меестер из Голландии.
— Я ее помню. — кивнул Пацоха, — она похоже на Николь Кидман. Значит, нужно добавить еще четверых. Но у нас только двадцать два места.
— Убери двоих грузин и двоих литовцев, — предложил Дронго, — у нас вызывают сомнения только Георгий Мдивани и Еужений Алисанка. Остается двадцать два человека. Четверо украинцев, четверо испанцев, четверо последних, о которых мы говорили. Трое югославов, двое болгар, ты, я, Нелли Мёллер. Плюс Георгий и Еужений. Вот тебе полный комплект. Все, кого мы можем подозревать.
— Двадцать два человека, — задумчиво сказал Пацоха. — У тебя больше нет никаких добавлений? Я бы оставил еще Геркуса, он приходил вместе с Эужением в отель. И, если хочешь, уберу Карлоса, как ты предлагал.
— Нет, нет. Он везде появляется с Инес Педросой. Не нужно их разлучать. Давай лучше заменим его на Нелли Мёллер. Она единственный человек, кто не был в отеле и не вызывает у нас подозрений.
— Вообще-то я хотел пообедать с ней, — проворчал Пацоха, — но, похоже, ты прав. Значит, получился список на двадцать два человека. Четверо украинцев, четверо испано-португальцев, трое югославов, двое болгар, двое литовцев, грузин, представители Андорры, Лихтенштейна, Голландии, Дании. И мы двое. Шесть женщин и шестнадцать мужчин. У тебя есть еще кто-нибудь на примете?
— Нет. Похоже, мы уточнили наш список. Из сорока человек, находившихся в тот момент в отеле, эти двадцать два вызывают наибольшее подозрение. Давай проверим наши сомнения, Яцек. Но я бы поставил еще два дополнительных стула и пригласил еще двоих.
— Кого?
— Имен называть не буду. Мужчина и женщина. Один из них очень известный поэт. Оба злоупотребляют героином. Они не годятся на роль профессиональных убийц, но вполне могут помочь тому, кто вовремя даст наркотик.
— Проверим их отдельно, я примерно представляю, о ком ты говоришь.
— Для этого не нужно особо напрягать свою фантазию, — заметил Дронго, — все видно по их изможденным лицам.
— Почему ты не включил турок? — вдруг спросил Пацоха. — Там была еще турецкая супружеская пара.
— Тургай Фисекчи. Мало того, что он член запрещенной в Турции коммунистической партии, ты еще хочешь, чтобы он был и убийца? Он напоминает мне три шара, сложенных вместе. И при ходьбе эти шары словно двигаются. Голова, тело и ноги. А его жена Фатима — это один маленький круглый шарик. Она врач, официально включенный в нашу группу, и ее наверняка проверяли. Во всяком случае, на наличие профессиональных навыков и опыта работы. Поэтому я их исключил.
— Мы пригласим всех во вторую смену, — предложил Пацоха, — и тогда все будет зависеть и от нашей наблюдательности, и от твоего правильного расчета.
— Один из этой компании наверняка убийца Густафсона, — сказал Дронго, — и я собираюсь его разоблачить. Самое важное, чтобы он ничего не заподозрил до того момента, пока мы начнем действовать. Я думаю, что было бы полезно поговорить с Борисовым.
— Поговорим, — согласился Пацоха. — Лучше, если это сделаю я. У тебя, по-моему, с ним сложные отношения.
— Он, наверно, думает, что я ухаживаю за Виржинией. Но мы только вместе пили текилу.
— Этого вполне достаточно, чтобы возбудить в нем ревность. Говорят, что ты пьешь как автомат и можешь влить в себя невероятное количество алкоголя.
— Я вообще не пью, — поморщился Дронго, — но если нужно, могу выпить довольно много. Я тебе об этом уже говорил. Дело, очевидно, в моей комплекции. Меня трудно свалить с ног обычной порцией спиртного.
— Ты знаешь, что он работает на французскую разведку?
— И, по-моему, не только на французскую. — усмехнулся Дронго. — Давай сделаем так. Не будем ничего ему говорить. Заодно проследим и за его реакцией на мое предложение. Для чистоты эксперимента. Хотя мне очень не нравится, что приходится прибегать к подобным методам, чтобы выявить преступника. Это может быть опасно.
— Иначе он затаится, и мы ничего не узнаем. — ответил Пацоха, — думаю, что у нас нет другого выхода.
Оба еще не знали, что сегодня произойдет еще одна трагедия, не подозревали, чем кончится сегодняшний переезд.
Несколько дней Меликов провел в постели, словно впав в некое беспамятство. Бешенство, охватившее его после того, как врач наложил гипс, не поддавалось описанию. Он катался по постели, кусал подушку, рвал зубами простыни. Обе ноги были закованы в гипсовые колодки, и теперь он не мог самостоятельно передвигаться. Братья Изотовы все эти дни не отходили от него, подавая еду и судно по мере необходимости. Несколько дней казалось, что он балансирует на грани безумия, но восемнадцатого июня, в воскресенье, он, наконец, попросил дать ему завтрак и даже попытался подняться.