Эми двинулась к дому, но Брайан остановил ее, схватив за плечо.
— А если он безумен и когда трезв, а от выпивки становится еще хуже?
— Я не психиатр, милый.
— Может, этим должна заниматься полиция?
— У полиции нет времени на таких безумных пьяниц.
— Я-то думал, что безумные пьяницы как раз по их части.
Стряхнув его руку с плеча, она вновь зашагала к дому.
— Мы не можем терять время. Он агрессивный.
Брайан поспешил следом.
— Он — безумный, пьяный и агрессивный?
— Вероятно, по отношению ко мне он не будет проявлять агрессию.
— А как насчет меня? — спросил Брайан, поднимаясь с Эми на крыльцо.
— Я думаю, он агрессивен только по отношению к их собаке. Но, если Карл захочет врезать и мне, меня это не пугает, потому что ты со мной.
— Я? Я — архитектор.
— Не сегодня, милый. Этой ночью ты — телохранитель.
Брайан и раньше сопровождал Эми в подобных миссиях, но никогда — после полуночи и в дом пьяного, агрессивного безумца.
— А если у меня дефицит тестостерона?
— У тебя дефицит тестостерона?
— Я плакал, читая на прошлой неделе ту книгу.
— Та книга у всех вышибает слезу. Это доказывает, что ты — человек.
Эми только потянулась к кнопке звонка, когда дверь открылась. На пороге стояла молодая женщина с распухшими от удара губами. Нижняя кровоточила.
— Мисс Редуинг? — спросила она.
— Вы, должно быть, Джанет.
— О чем я только сожалею. Хотелось бы мне стать вами или кем-то еще, — отступив на шаг, она пригласила их в дом. — Не дайте Карлу искалечить ее.
— Не дадим, — заверила Эми женщину.
Джанет промокнула губы окровавленной тряпкой.
— Он искалечил Мейзи.
Девочка лет четырех, с большим пальцем во рту, уцепилась за подол блузы Джанет, словно боялась, что внезапный вихрь попытается оторвать ее от матери.
Гостиная была серой. Синие диван и кресла стояли на желтом ковре, но пепельный свет двух ламп скрадывал все цвета, будто окутывал дымом.
Если в чистилище и были приемные, скорее всего, они ничем не отличались от этой безликой комнаты.
— Искалечил Мейзи, — повторила Джанет. — Через четыре месяца он… — она посмотрела на дочь. — Через четыре месяца Мейзи умер.
Брайан уже закрывал входную дверь, но тут замялся. И так и оставил ее наполовину открытой в сентябрьскую ночь.
— Где ваша собака? — спросила Эми.
— На, кухне. — Джанет поднесла руку к распухшим губам, говорила сквозь пальцы. — С ним.
Ребенок в таком возрасте обычно так яростно не сосет большой палец, но эта оставшаяся с колыбели привычка тревожила Брайана не столь сильно, в сравнении со взглядом девочки. В ее синих, с толикой лилового глазах читалось ожидание, и она определенно не ждала ничего хорошего.
Воздух загустел, как бывает перед раскатами грома, молниями и проливным дождем.
— Где кухня? — спросила Эми.
Джанет повела их через арку в коридор, по обе стороны которого находились темные, напоминающие затопленные гроты, комнаты. Дочка шла рядом с ней, прицепившись к матери, как рыба-прилипала — к акуле.
Коридор кутался в тенях, за исключением дальнего конца: из комнаты за ним падал узкий клин яркого света.
Тени, казалось, вибрировали, но это движение обуславливалось лишь сильными ударами сердца Брайана, которые отдавались в глазах.
Посередине коридора стоял мальчик, привалившись лбом к стене, сжимая виски кулаками. Лет шести от роду.
И выл от горя. Вой этот напоминал звук, который слышится, когда воздух, молекула за молекулой, выходит из продырявленного надувного шара.
— Все будет хорошо, Джимми. — Джанет положила руку мальчику на плечо, но он отпрянул в сторону.
Сопровождаемая дочерью, она проследовала в дальний конец коридора, распахнула дверь, резко расширив полосу падающего в коридор света.
Войдя на кухню вслед за двумя женщинами и девочкой, Брайан почти поверил, что источник света — золотистый ретривер, сидящий в углу между плитой и холодильником. Собака, казалось, сияла.
Не чисто белая, не медная, как некоторые ретриверы, она переливалась различными оттенками золота. Брайан сразу отметил и густую шерсть, и широкую грудь, и прекрасную форму головы.
Сидела собака, вся подобравшись, со вскинутой головой. Настороженность ощущалась и по стоящим торчком ушам, и по раздувающимся ноздрям.
Она не повернула голову в сторону Эми и Брайана, только скосила глаза, и тут же вновь сосредоточилась на Карле.
У хозяина дома в этот момент видок был не очень. Когда он был трезв, лицо его, вероятно, не отличалось от тысяч лиц, которые встречаются на улицах большого города: маска полнейшего безразличия, поджатые губы, взгляд, устремленный в далекое никуда.
Теперь же, когда он стоял у кухонного стола, на его лице отражался целый букет эмоций, пусть и не делающих чести человеку. Налитые кровью глаза влажно поблескивали, смотрел он исподлобья, словно бык, окруженный красными тряпками. Челюсть чуть отвисла. Губы потрескались, возможно, от хронического обезвоживания, свойственного алкоголикам.
Карл Брокман глянул на Брайана. В этих глазах не читалось тупой агрессии человека, одуревшего от выпитого. Нет, они блестели злобой громилы, которого алкоголь освободил от сдерживающих норм.
— Что ты сделала? — прорычал он, переведя взгляд на жену.
— Ничего, Карл. Просто позвонила насчет собаки.
Зубы обнажились в зверином оскале.
— Ты, похоже, хочешь получить еще.
Джанет покачала головой.
— А я думаю, все-таки хочешь, Джан. Ты это сделала, зная, чем для тебя все закончится.
Словно свидетельства покорности смущали Джанет, она прикрыла кровоточащий рот одной рукой.
Присев, Эми позвала собаку.
— Иди сюда, красотка. Иди сюда.
На столе стояла бутылка текилы, стакан, солонка в форме белого шотландского терьера и тарелка с ломтиками лайма.
Карл вытащил из-за спины правую руку и поднял над головой, крепко зажав в ней заостренный конец монтировки.
Когда ударил ею по столу, ломтики лайма «спрыгнули» с тарелки. Бутылка закачалась, в стакане задребезжали кубики льда.
Джанет сжалась, маленькая девочка перестала сосать большой палец, Брайан поморщился и напрягся, но Эми продолжала подзывать к себе ретривера. Собаку удар железа по дереву не испугал. Она и ухом не повела.