Девочка больше не пела, заткнув рот большим мальцем, и закрыла глаза. Все это время лицо ее оставалось бесстрастным, словно она и не видела всего этого насилия, на подозревала о том, что удар монтировки может оборвать ее жизнь.

Только одно свидетельствовало о том, что девочка не полностью утратила связь с реальностью: второй рукой она крепко держалась за руку Эми.

— Это мой муж, — Джанет указала на Карла. — Он меня ударил, — она поднесла руку ко рту, опустила. — Мой муж ударил меня.

— Джан, пожалуйста, не делай этого.

— Он ударил моего маленького мальчика. Раскровил ему нос. Нашему Джимми.

Один из копов взял монтировку со стола, бросил в угол, за пределами досягаемости, и велел Карлу сесть на стул.

Теперь пришло время вопросов и неадекватных ответов, что привело к новому кошмару: признанию того, что брачные обеты нарушались, а семейная жизнь рушилась окончательно.

После того, как Эми рассказала свою историю, и копы начали выслушивать остальных, она вывела Терезу из кухни, пошла по коридору в поисках мальчика. Он мог спрятаться где-то в доме, но интуиция потянула ее к распахнутой парадной двери.

На крыльце пахло распускавшимся ночью жасмином, который оплетал декоративные решетки. Раньше она этот аромат не чувствовала.

Ветер стих. Эвкалипты застыли, стояли мрачные, как пришедшие на похороны люди.

За темной патрульной машиной, припаркованной у тротуара, на освещенной луной мостовой, вроде бы играли мальчик и собака.

Эми увидела, что задняя дверца внедорожника открыта. Мальчик, должно быть, выпустил собаку из багажного отделения.

Присмотревшись, Эми поняла, что Джимми не играл с ретривером, а пытался убежать. Собака же его не пускала, блокировала дорогу, пыталась вернуть к дому.

Мальчик упал на мостовую и остался лежать на боку. Подтянул колени к груди, свернулся калачиком.

Собака легла рядом, словно охраняя его.

Эми посадила Терезу на ступеньку крыльца.

— Посиди здесь, маленькая, хорошо? Никуда не уходи.

Девочка не ответила, возможно, не могла ответить.

Сквозь ночь, тихую, как заброшенная церковь, Эми поспешила на улицу.

Никки наблюдала на ней. Под луной золотистая шерсть стала серебряной, и создавалось ощущение, что сияние этой небесной лампы доставалось только собаке, а на все остальное в ночи падал уже отраженный ею свет.

Присев рядом с Джимми, Эми услышала, что мальчик плачет. Положила руку ему на плечо, и он не дернулся от ее прикосновения.

Она и собака смотрели друг на друга поверх горюющего мальчика.

Комичного выражения, свойственного собакам этой породы, не было и в помине. В посадке головы ощущалось благородство, в глазах читалась серьезность.

В соседних домах не светилось ни одного окна, улицу наполняла тишина звезд, нарушаемая только всхлипываниями мальчика, которые, впрочем, утихли, как только Эми погладила его по волосам.

— Никки, — прошептала она.

Собака не навострила уши, не подняла голову, никак не отреагировала, но смотрела на нее, смотрела и смотрела.

Через какое-то время Эми усадила мальчика на мостовую.

— Обними меня за шею, малыш.

Она легко подняла худенького мальчика, усадила на согнутую в локте руку.

— Такое больше никогда не повторится, малыш. Все кончено.

Собака первой направилась к «Экспедишн», последние несколько футов пробежала, запрыгнула в багажное отделение.

Наблюдала оттуда, как Эми усаживала мальчика на заднее сиденье.

— Никогда не повторится, — Эми поцеловала мальчика в лоб. — Обещаю тебе, малыш.

Обещание это удивило и испугало ее. Она не имела к мальчику никакого отношения, линии их жизней после пересечения могли идти параллельно лишь на очень коротком участке. Она не могла помочь чужому мальчику, как помогала собакам, а иногда она не могла спасти и собак.

И, однако, услышала, как повторила: «Я обещаю».

Закрыла дверцу, постояла у заднего борта, дрожа в теплой сентябрьской ночи, глядя на Терезу, которая сидела на крыльце.

Луна нарисовала лед на бетонной подъездной дорожке и изморось на листьях эвкалиптов.

Эми помнила зимнюю ночь с кровью на снегу и криками морских чаек, вспугнутых выстрелом, подсвеченных вращающимся лучом маяка и поднимающихся на белых крыльях все выше и выше, будто почетный караул ангелов, сопровождающих возносящуюся на небеса безгрешную душу.

Глава 3

Компания «Брайан Маккарти и эсоушиейтс» занимала нижний этаж скромного двухэтажного дома в Ньюпорт-Бич. Сам Брайан жил на верхнем.

Эми свернула на крошечную автостоянку за зданием, нажала на педаль тормоза, не заглушая двигателя, поставила внедорожник на ручник. Оставив Джанет, обоих детей и собаку в машине, проводила Брайана к наружной лестнице, которая вела в его квартиру. Над верхней площадкой длинного пролета горел фонарь, но нижняя часть лестницы оставалась в темноте.

— От тебя пахнет текилой.

— Думаю, у меня в ботинке ломтик лайма.

— Забраться на стол, чтобы прыгнуть на него… это безрассудство.

— Старался произвести впечатление на свою даму.

— У тебя получилось.

— Очень хочется тебя поцеловать.

— Если мы не выработаем такого количества тепла, что привлечем к себе полицию, борющуюся с глобальным потеплением, я только «за».

Он посмотрел на «Экспедишн».

— Все смотрят.

— После Карла им нужно увидеть целующихся людей.

Он ее поцеловал. Целоваться она умела.

— Даже собака смотрит.

— Она удивительная… если я заплатила две тысячи за нее, сколько много мне придется заплатить за тебя?

— Ты в любое время можешь надеть на меня ошейник.

— Пожалуй, на сегодня мы нацеловались, — но она еще раз поцеловала его, прежде чем вернуться к «Экспедишн».

Проводив автомобиль взглядом, он поднялся по лестнице. Квартира у него была просторная, с паркетными полами красного дерева и желтыми стенами.

Минимум мебели и японское декоративное искусство приличествовали скорее монашеской келье, а не обиталищу холостяка. Он отремонтировал и обставил эти комнаты до того, как встретил Эми. Теперь ему не хотелось быть ни монахом, ни холостяком.

Сняв замаринованную в текиле одежду, Брайан принял душ, в надежде, что горячая вода нагонит на него сон.

Но все равно чувствовал себя свежим, как огурчик, глаза совершенно не хотели закрываться. Он надел джинсы и гавайскую рубашку. Посмотрел на часы. Без четырех минут три. А по ощущением он, прекрасно выспавшись, только-только поднялся, готовый к длинному рабочему ДНЮ.