Я посмотрел на темную лестницу позади, казалось крепко цеплявшуюся за наше время и находившуюся скорее в настоящем, чем в прошлом. Здание совершало переход не полностью; феномен напоминал сошедшее с ума лоскутное одеяло.
Мне хотелось припустить вверх во все лопатки, подняться в ангар и выскочить в ночь, но возврата уже не было. Время возврата миновало тогда, когда похитили Джимми Уинга и исчез Орсон. Дружба требовала оставить мир, нанесенный на карту, и отправиться в области, которые не могли себе представить картографы древности, писавшие на краю свитка: «Здесь живут чудовища».
Я прищурился, вынул из внутреннего кармана куртки темные очки и надел их. Пришлось рискнуть и подставить потоку света руки и лицо, но сияние было таким, что глаза начинало щипать от слез.
Когда мы осторожно входили в коридор, я не сомневался, что мы вступаем в прошлое, в то время, когда база еще не была закрыта и обобрана дочиста. Я видел висевшее на стене расписание, написанное мягким карандашом, доску для объявлений и две тележки на колесах, наполненные странными инструментами.
Красный свет исчез, но пульсирующий гул остался. Я подозревал, что это гудит яйцевидная комната, включенная на полную мощность. Этот гул проникал сквозь барабанные перепонки в череп и вгрызался в поверхность мозга.
В комнатах появились отсутствовавшие ранее металлические двери. Ближайшая из них была открыта настежь. В тесном помещении находились два пустых вращающихся кресла, стоявшие перед панелью управления, даже отдаленно не похожей на микшерную, которой пользуются радиоинженеры. На одном конце панели стояли банка пепси и пакет картофельных чипсов, доказывая, что даже архитекторы Судного дня время от времени подкрепляются.
Справа от лестницы, метрах в двадцати – двадцати пяти дальше по коридору, шли трое мужчин, не подозревавших, что за ними следят. Один был в джинсах и белой рубашке с закатанными рукавами, второй в темном костюме, третий в брюках хаки и белом лабораторном халате. Они шли, пригнув друг к другу головы и как будто совещаясь, но из-за гула я не слышал их голосов.
Это и были три каштановые фигуры, миновавшие проем в тусклом красном свете, темные и настолько искаженные, что я не мог понять, люди ли это вообще.
Я посмотрел налево, боясь, что покажется кто-то еще, увидит нас и поднимет тревогу. Однако эта часть коридора была пустынна.
Мангоджерри следила за удалявшейся троицей, видимо не желая вести нас дальше, пока та не достигнет конца коридора, похожего на длинный трек, или не войдет в одну из комнат. Этот пролет был длиной метров в сто пятьдесят, и мужчинам нужно пройти еще минимум пятьдесят, чтобы скрыться за поворотом.
Мы находились на самом виду. Нужно было подождать, пока сотрудники проекта «Загадочный поезд» уйдут. Кроме того, меня заставляло нервничать количество света, бившего в лицо.
Я поймал взгляд Саши и махнул рукой в сторону лестницы.
У нее расширились глаза.
Проследив за направлением ее взгляда, я увидел, что выход преграждает дверь. Со стороны лестницы никакой двери не было. Был проем, сквозь который мы видели сначала красный, а затем белый свет люминесцентных трубок. Сюда мы прошли беспрепятственно. Однако с этой стороны существовал барьер.
Я быстро прошел к двери, толкнул ее и едва не переступил порог, но, к счастью, вовремя заметил, что там что-то не так.
Сдвинув очки на кончик носа и глядя поверх оправы, я вглядывался в темноту, ожидая увидеть бетонные стены и уходящие вверх ступеньки. Вместо этого передо мной было ночное небо, звезды и полная луна. Никакого намека на лестницу. Дверь открывалась в стратосферу, в космическое пространство, где далеко окрест не было ни одной пирожковой. Или во время, когда Земля перестала существовать. За порогом не было пола. Не было ничего, кроме пустого пространства, полного звезд и разительно отличавшегося от ярко освещенного коридора.
Хреново.
Я закрыл дверь и судорожно стиснул в руках ружье – не потому что собирался стрелять, а потому что оно было реальным, твердым и неподатливым, как якорь в этом море странностей.
Теперь Саша была у меня за спиной.
Повернувшись, я понял, что она тоже видела небесную панораму, которая заставила меня отпрянуть. Ее серые глаза были такими же прозрачными, но более темными, чем прежде.
Доги не видел этого невероятного зрелища, потому что держал наготове «узи» и следил за тремя уходившими.
Хмурый Рузвельт стоял, упершись кулаками в бока, и изучал кошку.
Со своей позиции Бобби не мог ничего видеть, но он понял: что-то случилось. Его лицо было мрачным, как у кролика, читающего в поваренной книге рецепт приготовления супа.
Похоже, Мангоджерри была среди нас единственной, кто не хотел выскочить отсюда, словно кукушка из ходиков.
Пытаясь отвлечься от увиденного за дверью лестницы, я задумался над тем, как кошка сможет найти Орсона и детей, если они находятся в настоящем, а мы застряли в прошлом. Но потом до меня дошло, что если мы можем перемещаться из одного периода в другой, то это могли сделать и мой четвероногий брат с ребятишками.
Тем более что, судя по всему, мы и не перемещались в прошлое. Скорее прошлое, настоящее и, возможно, будущее существовали одновременно, таинственным образом проникая друг в друга благодаря силе или силовым полям, которые создавали энергетические установки яйцевидной комнаты. Возможно, в настоящее время проникла не одна ночь из прошлого; возможно, в момент работы яйцевидной комнаты мы попадали в разные дни и ночи.
Три человека все еще уходили от нас. Легко и непринужденно. Должно быть, шли обедать.
Ритмичное нарастание и затихание гула машин начало оказывать странное действие на психику. Я почувствовал легкое головокружение. Коридор – точнее, весь подземный этаж – завертелся как карусель.
Я слишком крепко сжимал ружье и мог ненароком нажать на спусковой крючок. Чтобы не сделать этого, я положил палец на предохранитель.
У меня болела голова. Это не было результатом схватки с отцом Томом. Мозги ныли от парадоксов времени и попытки осмыслить случившееся. Это требовало знания математики и теоретической физики; я же мог лишь с грехом пополам оперировать чековой книжкой, так как не унаследовал от матери любви к естественным наукам. Если говорить по большому счету, я понимал теорию рычага, которая объясняет, как действует штопор, теорию тяготения, объясняющую, почему не следует падать с небоскреба, а также динамику, согласно которой машина, на полном ходу врезавшаяся в кирпичную стену, повредит последней очень мало. Однако я считал, что космос будет вращаться независимо от моих попыток понять этот процесс. Примерно то же можно было сказать о принципе действия электробритв, наручных часов, микроволновых печей и других бытовых приборов.
Поэтому мне оставалось только одно: считать происходящее чем-то сверхъестественным и относиться к нему как к полтергейсту – летающим стульям, бьющимся безделушкам и дверям, захлопывающимся без видимых причин, – или к появлению светящихся полупрозрачных и полуразложившихся трупов, в полночь разгуливающих по кладбищу. Думать об искривляющих время силовых полях, парадоксах времени, сдвигах реальности и искать в этом логику означало сойти с ума. В то время как мне отчаянно требовалось сохранять выдержку и спокойствие. Следовательно, данное место было просто домом с привидениями. Найти дорогу туда и обратно в этом призрачном мире можно было только в одном случае: следовало помнить, что духи не могут причинить тебе вреда, пока ты сам не дашь им возможность сделать это, до смерти испугавшись. Эта классическая теория, хорошо известная медиумам и борцам с привидениями всего мира. Думаю, я вычитал ее в каком-то комиксе.