— Ленинакан — город подпольных миллионеров, — сказал Туманов, вскрывая штык-ножом банку тушенки. — Стоит на пути прямого сообщения с Турцией. Иран, опять же, недалеко… а мародеров все же видно. Горе нельзя сыграть так искусно, чтоб было как настоящее. Что ни говори, а видно, кому по-настоящему плохо, а кто надеется чужим добром разжиться.
— Не знаю, не знаю, — зло усмехнулся Игорь. — Я не такой физиономист, как ты, по глазам читать не умею. Раньше попроще было — застал ночью на развалинах, с набитыми золотом карманами — веди в комендатуру. А теперь? Теперь они поумнели, раскапывают развалины днем, вместе со всеми. Два дня назад к ребятам из соседнего взвода прибежал мужик. Трясется весь. «Быстрее, кричит, там у меня жена, дети. Богом прошу — помогите!» Ребята пять часов развал разгребали, одного едва под рухнувшей стеной не похоронили. А мужичок, как какой-то чемодан увидел — схватил и бежать… Едва сдержались, чтоб очередь вслед ему не выпустить… А в аэропорту видал, что творится?
Им со всего мира по нитке собирают, последним делятся, а они импорт берут, а нашу гуманитарную помощь выбрасывают. Вокруг аэропорта целые грузы одежды и продовольствия лежат. Я сам, лично, видел, как грузовик вываливал в канаву колбасу, нашего, отечественного производства. Не тухлую, не бракованную… А мы неделю на сухом пайке сидели, пока снабжение не наладили!.. Обидно!
— «Обидно», — передразнил Туманов. — Ты своим делом занимаешься? Вот и занимайся; чтоб за тебя никому не обидно было. Общечеловеческие проблемы решать все горазды.
— Да я в первый раз в жизни с таким сволочизмом встречаюсь! — Игорь налил в кружку горячего чая и протянул Туманову. — Слышал, что американские спасатели говорят? Прочность зданий была вдвое ниже нормы. И не потому, что архитекторы напохабили, а потому, что цемент во время строительства по соседним аулам да кишлакам растащили. Все государственные учреждения как из песка построены. Ты только представь, сколько людей могло бы в живых остаться, если б не…
Он прервал сам себя и досадливо махнул рукой:
— Мерзость сплошная. Видел, кто обломки разгребает? Добровольцы, да солдаты. Почему информация о положении дел блокируется и дозируется правительством? Лишние руки бы нам здесь помешали?! Аппаратура не нужна?! Техника? Скольких можно было спасти!.. Так нет: «в Багдаде все спокойно, в Багдаде все спокойно, все в Багдаде… Тьфу»!
— Впечатлительный ты, — сказал Туманов.
— Нет, это ты… мраморно-гранитный.
— Я не «гранитный», я усталый. Нет у меня сил с тобой спорить или возмущаться, «за компанию». Я только что восемь часов на ветру да на холоде отстоял, даже пища через силу идет… Думаешь, я всего этого не вижу? Кругом одни гробы и запах смерти. Гробы, гробы, гробы… До землетрясения в Ленинакане более двухсот тысяч человек проживало. Сколько осталось теперь? В жизни не забуду, как из школы трупы извлекали. Целый класс так раздавило, спрессовало… Я впервые в жизни курить начал. До армии ни сигарет, ни спиртного в рот не брал. Даже не знал, как водка пахнет… М-да, как быстро иногда меняется мировоззрение. Казалось, мир так хорош, так правильно устроен, и все проблемы заключаются только в том, везет тебе или нет. А оказывается, что кроме «воли случая» есть еще и ненадежность политиков, подлость соседей, предательство друзей и жадность… Ничего, разберемся. Со временем, но разберемся…
— Зуев по-прежнему тебя достает?
— Пускай достает, — отмахнулся Туманов. — Не так страшен замкомвзвода, как его малюют. Мужик-то он вроде и неплохой, просто в моем случае ему вожжа под хвост попала… Ты слышал о существовании «сексуальных меньшинств»?
— Ну? — недоверчиво глядя на него, кивнул Игорь.
Туманов театрально огляделся, и наклонившись к
самому уху товарища, прошептал:
— Зуев — «голубой». Мы тут все на виду, поэтому он и не может развернуться вовсю, но в «психологическом плане»… Мое сопротивление равносильно для него непризнанию его сексуальной ориентации. Представляешь, как он себя чувствует?
Игорь машинально кивнул, но тут же отрицательно покачал головой:
— Да нет, ерунда какая-то… Не может этого быть…
— Ты видел, как он нами командует? Он же просто всех нас… М-м-да…
Открыв рот, Игорь смотрел на него.
— Да, — подтвердил Туманов. — С ним надо держать ухо востро. Чуть зазеваешься и…
Он не успел договорить — в палатку вошел Зуев. Оглядел расположившихся вокруг печки ребят и уточнил:
— Крымов, ты сегодня истопник?
— Так точно, товарищ сержант, — вскочил на ноги Игорь.
— Сиди-сиди, — похлопал его по плечу сержант и опустился на край кровати, не замечая, как Игорь настороженно отодвигается от него в глубь палатки.
— А ты, Туманов? — обернулся Зуев к Андрею, — С пропускного поста сменился?
— Так точно.
— Силы еще остались? Мне нужен один человек для ночного патруля. Сейчас семь часов вечера, инструктаж в десять, сразу после этого выход… Выдержишь?
— Если три часика вздремну — осилю, — отозвался Туманов, с удовольствием наблюдая за нес-водящим с Зуева глаз Игорем.
Сержант перехватил этот взгляд, подумал и приказал:
— Крымов, с той стороны палатки какой-то недоумок набросал мусор. Бумагу, ветошь разную… Кинет кто спичку — даже выбежать не успеете. Сходи, отнеси все это подальше, — дождался, пока дверь за курсантом закроется, и повернулся к Туманову. — Что это с ним? У него какой-то испуганный вид…
— Заболевает он, товарищ сержант, — печально сказал Андрей. — Простудился где-то, очень боится, что вы обнаружите и в медчасть отправите… Ничего, он мужик крепкий, завтра как огурчик будет.
— Еще чего, — разозлился Зуев. — Может, «как огурчик» будет, а может, и в горячке свалится, да еще перед этим полвзвода заразит… Что ж ты раньше не сказал?! Головой надо думать — что хорошо, а что и во вред может обернуться.
Он встал и быстро вышел вслед за Крымовым. Туманов расстелил кровать, разделся и, сложив одежду на табуретке, юркнул под одеяло. Минутой спустя кто-то схватил его за плечо и затряс:
— Андрей! Андрей!
— Ну, что тебе? — сонно спросил он склонившегося над ним Игоря.
— Точно! — с трудом пытаясь отдышаться, сказал Крымов. — Точно — «голубой». На все «сто процентов»! Видел, как он меня за палатку отправил? А потом сам заходит и говорит: «Дай-ка я тебе лоб пощупаю… Что ж, пока неплохо, но если мне что-то не понравится, то в койку ты у меня все равно отправишься, хочешь ты этого или нет!» Мой лоб трогает, будто температуру проверяет, а у самого глаза такие!.. Оценивающие. Нет, ты представляешь: «В койку все равно отправишься, хочешь этого, или нет». Может, Пензину рассказать, а?
— Думаешь, он не знает? — Туманов зевнул и повернулся на другой бок. — Вспомни, сколько раз они с ним в комнате офицеров по вечерам уединялись? Якобы для обсуждения вопросов… Как ты думаешь, чем они там занимались?.. То-то… Все, отстань, мне еще выдерживать домогания Зуева в течение этой ночи, а ты мне выспаться не даешь.