— У Худенко, меланхолично ответил я. — Затем у нотариуса, у которого оформляли дарственную на квартиру, снял с документа копию и отправился к знакомому эксперту, пусть проверит подлинность подписи Виктора.
— Молодец, — похвалил иерей. — И кто этот Худенко?
— По-моему, безобидный малый. Организовал маленькое религиозное общество, что-то вроде «Белого братства» в миниатюре. Блаженный. Читают вслух разные заумные книжки и занимаются уборкой улиц. Единственное, что меня смущает, это то, что на них оформили квартиру Хмелевские. Если подпись мужа окажется подлинной, будем отрабатывать другие версии. Но это я узнаю только завтра. Признаться, я с большим предубеждением отношусь ко всем подобным сообществам. Я им не верю так же, как в свое время не поверил в приватизацию. И то и другое обман, направленный на вытягивание денег. Но это хотя бы конкретное лицо, остальное пока туманно. Поэтому я займусь для начала им.
— Я тоже против подобных сообществ, хотя и по другим мотивам. Но в данном случае слишком натянуто. Нужно быть полным идиотом, чтобы так открыто действовать. Ты слишком упрощаешь.
— Может быть. Но сначала я должен убедиться в том, что ошибаюсь.
— Когда я был еще офицером угро, У меня бывали случаи, когда мотив был ясен, как день, и непоколебим, как скала, а вот улик не было вообще. Бывало так, что улик хватало на десятерых, а мотив до последнего допроса оставался непонятен. Но так, чтобы в рабочей версии не было, ни мотива, ни улик, такого еще не бывало. Квартира — слишком «открытый» мотив. Его можно смело исключать. У тебя закостенелый подход к работе. Лежащее на поверхности не всегда самое правильное.
— Есть и другая причина: иной версии у меня нет.
— С таким успехом можно предположить, что это дело рук темных сил, потревоженных во время раскопок. Коля, отрабатывая эту версию, ты просто будешь терять время.
— Вот в чем совершенно не нуждаюсь, так это в деформированном чувстве юмора, направленном на мои интуитивные поиски предпосылок данного преступления!
Разумовский несколько раз открыл и закрыл рот, удивленно и восхищенно глядя на меня.
— Круто, — похвалил он. Где ты это вычитал?
— Все! — обиделся я. — Хватит. Не помогаешь — так хоть не мешай. Если уж я ошибусь, то сам ошибусь, а коль выиграю, то тоже сам. Для меня вся эта история и так обременительна. Всю жизнь я прожил один и счастлив этим. Поэтому появление в моей жизни всяких иереев и девочек… А где Наташа?
— Вы меня зовете? — выглянула она из коридора.
— Нет, нет… Что ты там делаешь?
— Готовлю вам ужин.
— Надеюсь, хоть что-нибудь из продуктов осталось целым и съедобным, — шепнул я иерею и улыбнулся Наташе: — Хозяюшка ты наша! Отдохни, теперь мы с отцом Владимиром доделаем все сами.
— Тогда я пойду стирать твою одежду.
— А у меня нечего стирать. Всё чисто и сложено в шкаф.
— Но я уже положила в ванну то, что висело на стуле. И воду набрала.
— На стуле? — припомнил я. — Костюм?! Мой единственный, парадный, импортный, черный, любимый?! Замочила?!
— Ты доволен?
— Я счастлив! — ответил я и так посмотрел на иерея, что, невзирая на разницу в телосложении, Разумовский отодвинулся.
— Ребенок… начал, было, он, но договорить ему не дал неожиданный телефонный звонок.
— Странно, сказал я. Я никого не жду… Алло?.. Костя… Уже? Так… Так… Это точно? Ошибок быть не может?.. Понятно. Спасибо.
Я положил трубку и пожал плечами:
— Странно, но подпись Виктора на дарственной подлинная… Эксперт утверждает это категорично.
— Я же говорил…
На кухне раздался страшный грохот, сопровождаемый мелодичным звоном. Иерей стремглав бросился туда, а я остался сидеть на месте, ибо по звуку узнал стоявший на полке бабушкин сервиз.
— Веник есть? — смущенно спросил появившийся спустя пять минут Разумовский.
— Дай ей лучше пару гранат. Эффект будет тот же, только произойдет все быстрее.
— Ну, зачем ты так? — укоризненно сказал священник, но я, не снимая ботинок, завалился на диван и отвернулся лицом к стене.
Встал я только после того, как Разумовский приготовил ужин и позвал к столу.
— Я едва не забыл. — Сказал иерей, придвигая ко мне тарелку. — К тебе заходили какие-то парни, пока тебя не было. Сказали, что они твои знакомые.
— Из угро?
— Не знаю. Когда узнали, что тебя нет дома, ушли. Обещали зайти позже или перезвонить. Один высокий, чуть ниже меня, но очень худой. Волосы светлые, почти белые. А второй нормального роста, симпатичное лицо, темно-каштановые волосы.
— Не знаю, — пожал я плечами. — Может, из ЖЭКа, сантехники или кабельное телевидение… А как меня спросили?
— Николая Куницына, — иерей невольно улыбнулся, вспомнив. — Слегка ошалели поначалу, когда меня увидели. Минуты три глазами хлопали. Я-то к такому вниманию привык, а вот им явно не часто доводилось священников встречать.
— Священников, может, и приходилось, а вот громил с крестом на груди вряд ли. Ладно, батюшка, ты выполнил свою роль телохранителя, я свою роль сыскной овчарки, теперь — спать. Я устал, как… Сильно устал. Завтра будешь бегать ты, а я малость переведу дух. Хотя это сложно будет назвать отдыхом… У тебя нет на примете какой-нибудь доброй прихожанки, которая могла бы приютить у себя ребенка на денек-другой? Пока мы с этим делом все не утрясем? Вдвоем мы успели бы сделать куда больше, да и машина твоя была бы весьма кстати. Знаешь, сколько я сегодня денег на такси выкинул?
Иерей задумался И кивнул:
— Есть такая. Очень добрая и милая женщина. Надеюсь, она сможет приютить девочку у себя на некоторое время… Думаешь, у нас есть шанс разобраться в этом деле?
Я поставил грязные тарелки в раковину, минуту помучился над вечно неприятным для меня вопросом: мыть или не мыть? Лень победила, и я побрел в гостиную. Единственную кровать занимала раскинувшаяся меж разбросанных подушек спящая Наташа, и нам с Разумовским оставалось выбирать между диваном и матрасом на полу. Мы кинули жребий, и, разумеется, диван достался иерею. Достав из шкафа постельное белье, я бросил один комплект довольному Разумовскому и только тогда ответил на его вопрос:
— Все будет зависеть от нас. Под лежачий камень вода не течет. Это ведь не случайное ограбление. Оно было совершено по наводке кого-то из близких или знакомых. Значит, В поисках мы невольно заденем кого-то, наберем информацию, сопоставим… Но возни будет!.. А может, ничего и не получится, как знать? В городе раскрывается не больше двадцати процентов совершенных преступлений, что бы ни говорили в сводках… Видно будет… Погаси свет.
Выключатель щелкнул, и я заворочался на своем жестком ложе, устраиваясь поудобнее. Подушки мне не хватило, и я положил под голову свернутую куртку, пуговицы которой больно впивались в щеку. И все же: почему тебе не дает покоя именно этот проповедник? Устав бороться с курткой, я вывернул ее наизнанку, поморщился, услышав шкрябанье собственной щетины о шелк, и напомнил: