Глайдер академии медленно опустился на посадочную площадку. Кирилл помог Гере загрузить ее разросшийся багаж и обернулся, чтобы позвать Антона, прощающегося с Лиа. Это лето преподнесло им еще один сюрприз, на который Кирилл пока даже не знал, как и реагировать. Лиа неожиданно сошлась с Антоном, причем, судя по их поведению, все было довольно серьезно. По крайней мере, с Киром она простилась вполне спокойно, правда, все же чмокнув в губы напоследок, а вот прощание с Антоном затянулось, и слезы из глаз девушки текли ручьем. Кирилл усмехнулся, вспомнив, что почувствовал острый приступ ревности, когда понял, что отношения Лиа и Антона из дружеских перешли в несколько другую плоскость. Правда, Гера с Ириной быстро привели его в чувство.
Наконец Антон оторвал от себя девушку и, получив в щеку прощальный поцелуй от Ирины, заспешил к глайдеру. Кирилл посмотрел на стоящих мать с сестрой и, вскинув руку в прощальном жесте, нырнул в машину. Земля стала стремительно отдаляться, а Кир все не мог оторвать взгляда от их фигур, пока не почувствовал на плече голову Геры. Он повернулся и счастливо улыбнулся девушке.
Это лето было их летом – летом их счастья.
Ирина смотрела на стоящего у глайдера сына и думала, что тот все больше становится похож на своего отца. Она знала, что на воротнике этой формы скоро засеребрятся кубики знаков различия, а руки ее сына лягут на сенсоры управления настоящих боевых машин. Комок подступал к горлу, и слезы рвались из глаз. На миг перед глазами возник образ Олега. Ее муж стоял в центральной рубке в полной парадной форме и с нежностью смотрел на нее, а на его воротнике сияли три капитанские галочки.
– Вот наш сын и вырос, Олежка, – прошептала она, прижимая Лиа к груди. – Вот и вырос…
Она машинально гладила по голове плачущую девушку и молча смотрела вслед улетающему глайдеру, который уносил ее единственного сына, так неожиданно для нее превратившегося из мальчика в мужчину.
Особняк словно умер. Впервые за много лет в его огромных комнатах царила тишина, которую нарушал лишь легкий шум климат-установок. Айно Курозаки – один из богатейших людей в Великой Империи Солнц, известнейший биоинженер, основатель крупной корпорации «Куроайнанотекс» – скончался на двести семнадцатом году жизни, оставив после себя многомиллиардное состояние и десяток наследников. У Курозаки был только один сын, который давно поссорился с отцом и сейчас находился вне пределов Империи. Все попытки его отыскать не увенчались успехом. Кроме сына, прямых наследников не было, однако был десяток родственников, которые и собрались в особняке умершего для оглашения завещания.
Мистер Эндрю Кайдера, который был адвокатом господина Курозаки на протяжении трех десятков лет, нервно оглядел присутствующих. Несмотря на то что он много лет вел дела Курозаки, бывать в Империи Солнц Кайдера не любил. Господин Курозаки знал это и поэтому частенько сам прилетал на Альмеру, где был расположен головной офис адвокатской конторы Эндрю. Кайдера бросил взгляд на часы – ждать оставалось еще полчаса. Эндрю был уверен, что в течение этого времени сын господина Айно не объявится, но порядок есть порядок. Адвокат покосился на собравшихся, которые сидели на диванчиках, расположенных по периметру комнаты, и даже не общались друг с другом. Лишь две молоденькие девушки, расположившиеся в дальнем углу и являющиеся, насколько помнил Эндрю, какими-то двоюродными племянницами покойного, о чем-то тихонько беседовали. Но больше всего нервировали господина Кайдеру охранники собравшихся. Закованные в черные биодоспехи, так что видны были лишь глаза, они застыли в различных местах комнаты, присев на колено. Каждый держал руку на рукояти мономеча, торчащего из-за спины. На что способны эти черные воины, Кайдера примерно знал, ибо один такой, присланный как-то ему в помощь господином Курозаки, когда на его контору наехала банда Гарибальди, вырезал почти всех их боевиков за одну ночь, после чего мафиози буквально приполз к нему на брюхе, умоляя о пощаде. Там был всего один из этих необычных ниндзя, а здесь собралось около десятка подобных убийц, отличающихся друг от друга лишь металлическими пластинами, прикрепленными в районе сердца, с изображением кланового герба их хозяина. Эндрю знал, что стоит любому из присутствующих сказать «фас», и его не спасет даже то, что он гражданин другого государства. Господин Курозаки не раз, с помощью Эндрю, наказывал через суд своих зарвавшихся родственников, хотя с его возможностями мог бы легко уничтожить любой из кланов. Однако он был мягким и отходчивым. К счастью, господин Курозаки был еще и предусмотрительным человеком, поэтому сейчас справа и слева от стола стояли два рейнджера в бронескафандрах, а над особняком висел боевой космолет ОСМ. Так что задумай наследнички какую пакость, мало того, что им не видать наследства, так еще и живыми уйти будет проблематично.
Тихонько пискнул таймер, Эндрю бросил взгляд на часы и, облегченно вздохнув, приложил палец к углу лежавшей перед ним папки с завещанием.
Ей снова снился тот же самый сон. В нем она только недавно вышла из ванны биоконструктора и осторожно делала первые шаги. Шаг, еще один, – ноги плохо слушаются, и поэтому время от времени ее подхватывают под руки идущие по бокам медкиборги. Почему-то в этом сне ей всегда очень страшно, до тех пор, пока не появляется отец. Он стоит у открытой двери, одетый в потертый халат, и с улыбкой протягивает к ней руки.
– Давай, Лаймалин, ты же сильная, иди, иди.
И она идет, затем бежит, но отец почему-то начинает удаляться все больше и больше…
Лайм открыла глаза и, резко сев на кровати, уставилась на висевшее напротив зеркало: огромными фиолетовыми глазами на нее взглянуло растрепанное зеленовласое существо.
Лайм грустно усмехнулась. Вспомнился тот момент, когда она поняла, насколько отличается от обычных девушек. Как она тогда возненавидела свои огромные глаза, узенький подбородок, маленький курносый носик и даже свою высокую грудь. Если бы не отец, кто знает, что она сотворила бы с собой.
Отец. Самый родной для нее человек на свете, который всегда оберегал ее от всех неприятностей жизни. Спроектированная и выращенная в лаборатории, она была бракованным продуктом, ибо таким, как она, непозволительно иметь чувства и собственные мысли. И если бы не отец… Так она стала приемной дочерью… а теперь – сиротой.
Слезы навернулись на глаза, но Лайм быстро взяла себя в руки и, вскочив с кровати, принялась приводить себя в порядок. Сегодня вечером будут похороны, и ей нужно присутствовать на церемонии. Челнок отбывает через два часа, так что времени хватит. Она уже год вживую не видела отца, а в последнее время он даже звонил редко. Но того, что она больше не увидит его живым, не услышит его хрипловатый голос… нет, она пока даже представить этого не могла. Слезы снова набежали на глаза, грозя нанесенной косметике, которая, несмотря на водостойкость, почему-то текла в самых непредвиденных ситуациях. Лайм бросила взгляд на экран коммуникатора и подумала, что надо бы еще забежать к коменданту и доложить об отбытии.