К... Э... Р... О...Л...
КЛИНОК, КРОВЬ, СМЕРТЬ, МОГИЛА, ЖЕРТВА, КЭРОЛ.
Даже если бы у него и хватило духу, он, разумеется, не смог бы выложить КЭРОЛ на доске, так как это было имя собственное, а по правилам не допускается использование собственных имен. Но это уже другой вопрос. Главное то, что ее имя каким-то жутким образом так ясно и недвусмысленно выложилось из его букв. Боже мой, он вытащил их именно в том порядке! А это что, тоже совпадение?
Это казалось каким-то зловещим предзнаменованием. Предупреждением о том, что с Кэрол должно что-то произойти. Таким же пророчеством, как и два кошмарных сна, приснившихся Грейс Митовски.
Он вспомнил о других недавно происшедших странных вещах: жуткой молнии, ударившей в офис Альфреда О'Брайена; стуке, от которого сотрясался весь дом; незваном госте на лужайке во время грозы. Он чувствовал, что все они как-то взаимосвязаны. Но, черт возьми, как?
КЛИНОК, КРОВЬ.
СМЕРТЬ, МОГИЛА.
ЖЕРТВА, КЭРОЛ.
Если в этих словах на доске скрэбл содержалось какое-то пророческое предупреждение, то что ему надлежало делать? Зловещий знак — если это был он — казался слишком расплывчатым, чтобы на него как-то отреагировать. Было неизвестно, чего остерегаться. Он не мог защитить Кэрол, не зная, откуда надвигается опасность. Автокатастрофа? Авиакатастрофа? Нападение? Рак? Все, что угодно. Он не видел смысла рассказывать Кэрол о том, что из его букв получилось ее имя; она, как и он, не сможет ничего предпринять, и это лишь вызовет у нее тревогу.
Ему не хотелось волновать жену.
Вместо этого он, лежа в темноте и ощущая озноб даже под одеялом, сам волновался за нее.
* * *
Несмотря на то что было уже два часа ночи, Грейс все еще читала у себя в кабинете. Не было смысла ложиться спать в течение еще, по крайней мере, пары часов. События прошлой недели лишили ее сна.
Можно сказать, что прошедший день был относительно спокойным. Аристофан по-прежнему вел себя странным образом — прятался от нее, следил за ней исподтишка, когда ему казалось, что она не подозревает о его присутствии, но ни подушек, ни мебели больше не драл и ходил в отведенную ему коробку, что обнадеживало. Человек, выдававший себя за Леонарда, больше не звонил, и она была благодарна за это. Да, день выдался довольно обычный.
И тем не менее...
Грейс по-прежнему чувствовала напряжение и не могла спать, потому что ее не оставляло ощущение, что она находится в эпицентре бури. Она чувствовала, что тишина и покой в ее доме обманчивы, что вокруг нее неистовствуют громы и молнии, которых она пока не видит и не слышит. Она чувствовала, что ураган вот-вот вновь захлестнет ее, и от этого ожидания она не могла расслабиться.
Услышав какой-то шорох, она оторвалась от своего романа.
Из коридора в открытую дверь кабинета заглядывал Аристофан. Из-за косяка двери виднелась только его изящно вытянутая голова.
Их глаза встретились.
На какое-то мгновение Грейс показалось, что она смотрит не в глаза бессмысленному зверьку. Взгляд казался умным. Смышленым. И даже мудрым. Это была не просто звериная настороженность.
Аристофан зашипел.
Его глаза стали холодными. Два ясных зелено-голубых ледяных шарика.
— Ну и что ты хочешь?
Он первым отвел взгляд, отвернулся от нее и с надменным равнодушием тихо удалился в коридор, делая вид, что вовсе и не следил за ней, хотя они оба знали, что именно так и было.
«Следил? — подумала Грейс. — Я схожу с ума? Кто приказал ему шпионить за мной? Котсильвания? Великомурлындия? Персия?»
Однако каламбуры, сколько бы она их ни придумала, не вызывали у нее улыбки.
Положив книгу на колени, Грейс сидела, сомневаясь в своем здравомыслии.
В ЧЕТВЕРГ ДНЕМ.
Шторы в офисе были, как обычно, плотно закрыты.
От двух торшеров струился золотистый рассеянный свет.
Микки Маус во всех своих воплощениях по-прежнему широко улыбался.
Кэрол и Джейн сидели в креслах с подголовниками.
Кэрол очень легко удалось ввести девушку в транс. Во второй раз большинство пациентов гораздо быстрее поддавались гипнозу, чем в первый, и Джейн не была исключением.
Вновь, вращая стрелки воображаемых часов назад, Кэрол вернула Джейн в прошлое. На этот раз девушке не понадобилось двух минут, чтобы выбраться за пределы амнезии. Всего за двадцать-тридцать секунд она вернулась к тому моменту, где память ожила для нее.
Вздрогнув, она неожиданно выпрямилась в кресле, вытянувшись как струна. Ее глаза раскрылись широко, как у куклы; она смотрела сквозь Кэрол. Лицо исказилось от ужаса.
— Лора? — окликнула Кэрол. Обе руки девушки взметнулись к горлу. Она схватилась за него, хрипя, задыхаясь и корчась от боли. Она словно вновь переживала тот же драматический эпизод, что и во время сеанса накануне, только сегодня она не кричала.
— Ты не чувствуешь огонь, — сказала ей Кэрол. — Нет никакой боли, милая. Расслабься. Успокойся. Дыма ты тоже не чувствуешь. Ты совершенно не обращаешь на него внимания. Тебе дышится легко, как обычно. Успокойся и расслабься.
Девочка не подчинялась. Ее била дрожь, на коже выступил пот. Ее мучили сильные сухие и беззвучные рвотные позывы.
Опасаясь, что она опять потеряла контроль над своей пациенткой, Кэрол приложила еще больше усилий, чтобы успокоить ее, но безрезультатно.
Джейн начала отчаянно размахивать руками, ее руки, рассекая воздух, то словно что-то тащили, то колотили по пустоте.
Кэрол неожиданно поняла, что девочка пыталась что-то сказать, но по какой-то причине потеряла голос.
По лицу Джейн покатились слезы. Она беспомощно шевелила губами, силясь выдавить из себя слова, которые упрямо отказывались выходить. Помимо страха в ее глазах появилось отчаяние.
Кэрол быстро взяла со своего стола блокнот и фломастер. Положив блокнот на колени Джейн, она вложила фломастер ей в руку.
— Напиши мне, милая.
Девочка с такой силой сжала фломастер, что суставы пальцев на ее руке побелели и так заострились, словно на руке совершенно не было мяса. Она посмотрела на блокнот. Рвотные позывы прекратились, но дрожь все еще била ее.
Кэрол присела возле ее кресла, чтобы видеть блокнот.
— О чем ты хочешь мне рассказать?
Ее рука дрожала, как у парализованной старухи. Джейн торопливо нацарапала два слова, которые едва можно было разобрать: «Помоги мне».
— Как тебе помочь?
Вновь: «Помоги мне».
— Почему ты не можешь сказать?
«Голова».
— Поточнее.