— Мистер Харрис? — позвал Боллинджер.
Они остановились, пробежав две трети коридора, напротив открытой двери в офис Харриса. Они повернулись лицом к нему, но он не мог разглядеть их лиц в красном свете, разливавшемся за их спинами.
— Мистер Харрис, это вы?
— Кто вы?
— Полиция, — произнес Боллинджер. Он сделал шаг в их сторону, затем другой. Двигаясь, он достал бумажник с эмблемой из внутреннего кармана пальто. Из кабины лифта падал свет. Он знал, что они могут видеть больше, чем он.
— Не приближайтесь, — сказал Харрис.
Боллинджер остановился:
— Что случилось?
— Я не хочу, чтобы вы приближались.
— Почему?
— Мы не знаем, кто вы.
— Я детектив, Фрэнк Боллинджер. Мы договорились о встрече на половину девятого. Помните? — Шаг... еще шаг...
— Как вы сюда поднялись? — Голос Харриса звучал резко.
«Он испуган до смерти», — подумал Боллинджер. Улыбнувшись, он произнес:
— Эй! Что с вами происходит? Почему вы так встревожены? Вы ждали меня. — Боллинджер приближался медленно, легкими шагами, точно боясь спугнуть животных.
— Как вы поднялись? — повторил Харрис. — Лифты не работают.
— Вы ошибаетесь, я поднялся на лифте. — Он держал свою эмблему перед собой в левой руке, вытянув ее, и надеялся, что свет из лифта упадет на золотое тиснение. Он сократил почти на пятую часть расстояние между ними.
— Телефоны не работают, — сказал Харрис.
— Да? — ...Шаг... шаг...
Он опустил правую руку в карман пальто и стиснул рукоятку пистолета.
* * *
Конни не могла отвести глаз от громадной фигуры, медленно приближавшейся к ним. Она тихо обратилась к Грэхему:
— Помнишь, что ты сказал в программе Прайна?
— Что? — Его голос сломался.
«Не позволяй страху захватить тебя, — молила она. — Не сломайся и не оставь меня разбираться с ним одну». Она прошептала:
— В своем видении ты сказал, что полиция хорошо знает убийцу.
— Ну и что из этого?
— Может быть, Мясник — полицейский?
— Боже мой, это действительно так!
Он говорил так тихо, что она едва слышала его. Боллинджер продолжал приближаться. Огромный человек, похожий на медведя. Его лицо находилось в тени. Он практически наполовину сократил дистанцию между ними.
— Оставайтесь там, — сказал Грэхем. Но в его голосе не было ни силы, ни уверенности.
Однако Боллинджер остановился:
— Мистер Харрис, вы ведете себя очень странно. Я полицейский. Вы знаете... вы ведете себя так, словно вы сделали что-то и хотели бы скрыть это от меня. — Он сделал шаг, другой, третий.
— Лестница? — спросила Конни.
— Нет, — ответил Грэхем. — У нас мало шансов. С моей хромой ногой он в один момент схватит нас.
— Мистер Харрис, — произнес Боллинджер, — о чем вы там разговариваете? Пожалуйста, не шепчитесь.
— Тогда куда?
— В офис.
Он слегка подтолкнул ее, и они быстро проскочили в помещение издательства Харриса, захлопнули и заперли дверь приемной.
Секундой позже Боллинджер пытался выбить дверь плечом. Дверной косяк дрожал. Он яростно дергал за ручку.
— У него, наверное, есть оружие, — произнесла Конни. — Он ворвется сюда рано или поздно.
Грэхем кивнул:
— Я знаю.
Айра Предуцки припарковал автомобиль в конце ряда из трех патрульных машин и двух не оборудованных сигнализацией полицейских седанов, которые заняли половину улицы с двухрядным движением. Ни в одном из пяти автомобилей никого не было, но двигатели работали и сирены были включены. Три бело-голубые машины были оборудованы красными вращающимися маяками. Предуцки вышел из автомобиля и запер его.
Небольшой слой снега придавал улице чистый, привлекательный вид. Подходя к жилому дому, Предуцки шаркал ногами по тротуару, поднимая перед собой облако белых снежинок. Ветер дул в спину, и холодные снежинки попадали ему за воротник. Он вспомнил тот февраль, когда ему было четыре года и его семья переехала в Нью-Йорк, где он впервые увидел снежную пургу.
Патрульный в форме, приблизительно тридцати трех лет, стоял на крыльце жилого дома.
— Тяжелая работенка у тебя сегодня вечером, — сказал Предуцки.
— Я так не думаю, я люблю снег.
— Вот так, и я тоже.
— Кроме того, — заметил патрульный, — лучше стоять здесь на холоде, чем там наверху, среди крови.
В комнате стоял запах крови, испражнений и рассыпанной пудры.
Убитая женщина лежала на полу, около кровати, пальцы были согнуты, как когти. Ее глаза были широко открыты.
Два эксперта работали вокруг тела. Тщательно изучали все, прежде чем обвести мелом его положение и затем убрать.
Детектив Ральф Мартин занимался изучением места происшествия. Этот круглолицый, совершенно лысый человек с густыми бровями носил темные очки. Он избегал смотреть на труп.
— Звонок от Мясника поступил без десяти семь, — сказал Мартин. — Мы сразу же набрали твой домашний номер телефона, но смогли дозвониться только около восьми часов.
— У меня телефон был отключен. Я встал минут пятнадцать девятого. Я работал всю ночь напролет. — Он взглянул на труп и быстро отвернулся.
— Так что он сказал, этот Мясник?
Мартин достал два свернутых листка бумаги из кармана и развернул их.
— Я продиктовал разговор, как я запомнил его, и одна из девушек сделала его запись.
Предуцки прочитал оба листка:
— Он не дал нам ни одной зацепки, кого он собирается убить сегодня ночью?
— Вот все, что есть.
— Этот звонок не характерен для него.
— Как нехарактерно и то, что он убивает две ночи подряд, — добавил Мартин.
— Непохоже на него и то, что он убил двух женщин, которые знали друг друга и работали вместе.
Мартин удивленно поднял брови:
— Ты думаешь, что Сара Пайпер что-нибудь знала?
— Ты имеешь в виду, что она знала, кто убил ее подругу?
— Да. Ты думаешь, он убил Сару, чтобы она ничего не сказала?
— Нет. Он, вероятно, увидел их обеих в клубе «Горный хрусталь» и не мог решить, которую ему хотелось больше. Она не знала, кто убил Эдну Маури. Я головой ручаюсь за это. Конечно, я не знаток характеров и иногда попадаю впросак. Но в этом случае я уверен, что прав. Если бы она знала, она сказала бы мне. Сара была открытой, прямолинейной, по-своему честной и чертовски хорошенькой.