— Но у него пистолет.
— Не имеет значения. Он не сможет пробить тяжелую металлическую дверь.
Хотя ей было страшно, Конни обнаружила, что у Грэхема появилась уверенность. Может, на короткое время — но он действовал, несмотря на свой страх.
Дверь загремела, когда Боллинджер нажал на ручку со своей стороны. Защелка зацепилась за пол, петли не поворачивались, дверь не открывалась.
— Ему придется подняться этажом выше или спуститься на этаж, — сказал Грэхем, — или добираться до нас по лестнице в другом конце здания. Или воспользоваться лифтом. Это дает нам несколько минут.
Ругаясь, Боллинджер дергал за ручку двери, прилагая всю свою силу. Но дверь не сдвинулась с места.
— Что нам дают эти несколько минут? — спросила Конни.
— Я не знаю.
— Грэхем, мы когда-нибудь сможем выбраться отсюда?
— Вероятно, нет.
Доктор Эндрю Эндерби, судмедэксперт, был учтивым, энергичным человеком, чрезвычайно бодрым для своих пятидесяти лет. У него были густые волосы с сединой на висках, ясные карие глаза. Длинный аристократический нос, красивые черты лица. Его прокуренные усы были длинными, но тщательно ухоженными. Он был одет в сшитый на заказ серый костюм, все аксессуары были подобраны со вкусом, что делало неряшливость Предуцки более очевидной.
— Привет, Энди, — сказал Предуцки.
— Номер одиннадцать, — пробормотал Эндерби. — Необычно. Почти как номер пять, семь и восемь. — Когда Эндерби был взволнован, что случалось нечасто, ему не терпелось высказаться. Он иногда начинал говорить очень порывисто. Он указал на кухонный стол и произнес". — Видишь это? Ни масляных пятен. Ни пятен от желе. Ни крошки. Все чертовски опрятно. Очередная подделка.
Технический эксперт вытаскивал кухонные отбросы из мусоропровода под раковиной.
— Почему? — спросил Предуцки. — Почему он имитирует пиршество, когда он не голоден?
— Я знаю почему. Уверен в этом.
— Так скажи мне, — попросил Предуцки.
— Прежде всего, ты знаешь, что я психиатр?
— Ты инспектор-патологоанатом.
— Психиатр тоже.
— Я не знал этого.
— Поступил в медицинскую школу. Прошел курс обучения. Специализировался по отоларингологии. Не смог стать отоларингологом. Ужасный способ зарабатывать на жизнь. В семье были деньги, поэтому я мог бы не работать. Но я пошел обратно в медицинскую школу. Стал психиатром.
— Это, должно быть, интересная работа?
— Завораживающая. Но я не смог работать психиатром, общаться с пациентами.
— Правда?!
— Каждый день в компании неврастеников. Я начал чувствовать, что половину из них следует заключить в сумасшедший дом. Я оставил это поле деятельности. Это было лучше для меня и для пациентов.
— Я бы тоже так сказал.
— Я немного осмотрелся. Двадцать лет назад стал полицейским-патологоанатомом.
— Мертвые не нервничают.
— Нисколечко.
— И у них не бывает инфекций уха, горла, носа.
— Которыми они могли бы заразить меня, — добавил Эндерби. — Конечно, эта работа не приносит много денег. Но я получал деньги сколько мне было нужно. И эта работа как раз по мне. И я думаю, что прекрасно подхожу для этой работы. Мои знания психиатрии дают мне большие преимущества. Интуиция. У меня есть интуиция, чего не имеют другие патологоанатомы. И она дает о себе знать, как, например, сегодня вечером.
— В том, почему Мясник иногда съедает много пищи, а иногда создает видимость обильной еды?
— Да, — произнес Эндерби. Он глубоко вздохнул, затем выдохнул: — Это потому, что их двое.
Предуцки почесал в затылке:
— Шизофрения?
— Нет, нет. Я имею в виду... совершает убийства женщин не один человек. Их двое. — Он улыбнулся с видом победителя.
Предуцки уставился на него.
Эндерби стучал кулаком по своей ладони и говорил:
— Я прав! Я знаю это. Мясник номер один убил первые четыре жертвы. Убийство вызвало у него большой аппетит. Мясник номер два убил пятую женщину. Зарезал ее так же, как делал Мясник номер один. Но он немного чувствительнее, чем первый Мясник, убийство лишило его аппетита, поэтому он создал видимость обеда.
— Зачем ему надо было суетиться и подстраивать это?
— Просто. Он хотел, чтобы не осталось никаких сомнений в том, кто убил ее. Он хотел заставить поверить нас в то, что это был Мясник.
Предуцки неожиданно заметил, как аккуратно завязан галстук у Эндерби. Он смущенно потрогал свой узел:
— Извини меня. Я не совсем понял. Моя вина. Бог его знает. Но, видишь ли, мы никогда не рассказывали в газетах о кухонных сценах. Мы держали это в секрете, чтобы отделить ложные признания от настоящих. Если этот парень, Мясник номер два, хотел подражать настоящему Мяснику, откуда он мог знать о кухне?
— Ты пропустил одну деталь.
— Так, может быть, и так.
— Мясник номер один и Мясник номер два знают друг друга. Они работают сообща.
Изумленный, Предуцки спросил:
— Они друзья? Ты считаешь, что они выходят и убивают, как другие люди выходят поиграть в кегельбан?
— Я бы не так выразился.
— Они убивают женщин, пытаясь представить это как работу одного человека?
— Да.
— Но почему?
— Не знаю. Может быть, они создают комбинированный характер Мясника. Они создают для нас образ убийцы, который в действительности не похож ни на одного из них. Сбивают нас со следа. Страхуют себя.
Предуцки начал расхаживать перед столом, заваленным остатками пищи.
— Два психопата встречаются в баре...
— Не обязательно в баре.
— Они общаются между собой и подписывают пакт об убийстве всех женщин в Манхэттене.
— Не всех, — уточнил Эндерби, — но многих.
— Я извиняюсь. Может быть, я недостаточно умен. Или я не слишком образован. Но, доктор, я не могу принять это на веру, как вы. Я не могу поверить в психопатов, работающих вместе так гладко и эффективно.
— Почему нет? Вспомни ряд убийств в Калифорнии. В семье Мэнсона было несколько психопатов, и все они работали гладко и эффективно, совместно совершив большое количество убийств.
— Они были задержаны, — заметил Предуцки.
— Но не сразу.
На тридцать первом этаже «Бовертон билдинг» располагались шесть офисов.
Грэхем и Конни толкнули несколько дверей, но все они были заперты. Они предположили, что другие тоже закрыты.