Первое, что она увидела, была кровь на его брюках. Яркое пятно размером с серебряный доллар выделялось на сером материале.

— Что случилось?

— Они были в моем кармане, — сказал он, показав ножницы. — Когда я едва не сорвался, ножницы прорвали подкладку й впились в бедро.

— Сильно?

— Нет.

— Поранили?

— Немного.

— Лучше избавиться от них.

— Не сейчас.

Боллинджер наблюдал за ними, пока они не покинули шахту. Они вышли из нее двумя платформами ниже. Так как служебный выход был на каждом втором этаже, значит, они были на двадцать седьмом этаже. Он поднялся и поспешил к лифту.

* * *

— Пошли, — сказал Грэхем. — К пожарной лестнице.

— Нет. Нам нужно вернуться в шахту.

Недоверие появилось на его лице, боль в глазах.

— Это сумасшествие!

— Он не будет искать нас в шахте. По крайней мере, не в следующие пару минут. Мы можем подняться на два этажа, затем воспользоваться пожарной лестницей, когда он вернется проверить шахту.

Она открыла красную дверь, через которую они вошли несколько секунд назад.

— Я не знаю, смогу ли я сделать это снова, — произнес он.

— Конечно сможешь.

— Ты сказала, нужно подняться вверх по шахте?

— Верно.

— Мы должны спускаться, чтобы спастись.

Она покачала головой, ее волосы стали похожи на короткий темный нимб.

— Ты помнишь, что я сказала о ночных охранниках?

— Они, наверное, убиты.

— Если Боллинджер убил их, то у него развязаны руки в отношении нас. Неужели он не запер здание? Что, если, добравшись до вестибюля с Боллинджером за спиной, мы увидим, что двери заперты? Он убьет нас прежде, чем мы сможем разбить стекло и выбраться наружу.

— Но, может, охранники не убиты. Он мог каким-то образом проскочить мимо них.

— Можем мы использовать этот шанс?

Он заколебался:

— Полагаю, нет.

— Я не хочу добираться до вестибюля прежде, чем мы не будем уверены, что достаточно оторвались от Боллинджера.

— Итак, мы поднимаемся.

— Чем этот вариант лучше?

— Мы не можем играть с ним в кошки-мышки на двадцати семи этажах. В следующий раз он схватит нас в шахте или на пожарной лестнице. Он не допустит ошибки. Но если он не поймет, что мы пошли наверх, мы сможем выбирать между шахтой и лестницей, чтобы пройти тринадцать этажей и добраться до твоего офиса.

— Почему туда?

— Потому что он не ожидает, что мы вернемся.

Голубые глаза Грэхема уже не были расширены от страха, они сузились от вычисления. Он размышлял. Желание выжить росло в нем, стали видны первые признаки прежнего Грэхема Харриса, они пробивались через оболочку страха.

Он произнес:

— В конце концов он поймет, что мы сделали. Это даст нам только пятнадцать минут или около того.

— Время, чтобы найти другой выход, — сказала она. — Давай, Грэхем. Мы тратим слишком много времени на разговоры. Он в любую секунду будет на этом этаже.

С меньшей неохотой, чем в первый раз, но все еще без должного энтузиазма он последовал за ней в лифтовую шахту.

На платформе он сказал:

— Ты иди первая. Я буду замыкать шествие, так я не собью тебя с лестницы, если сорвусь. — По той же самой причине он настоял идти первым, когда они спускались.

Она обняла его, поцеловала, затем повернулась и начала подниматься.

* * *

Выйдя из лифта на двадцать седьмом этаже, Боллинджер обследовал лестницу в северной части здания. Она была пуста.

Он пробежал по коридору и открыл дверь на лестницу с южной стороны. Он простоял на площадке около минуты, напряженно вслушиваясь, но ничего не смог уловить.

В коридоре, обнаружив незапертую дверь офиса и осмотрев его, он понял, что они снова могли вернуться в шахту. Он вошел в служебное помещение: красная дверь была открыта.

Он открыл ее с предосторожностями, как и раньше. Он держал дверь открытой, пока не услышал в шахте звук другой захлопнувшейся двери.

Он перегнулся через перила на платформе, всматриваясь в головокружительную глубину, пытаясь узнать, какой дверью они воспользовались. Сколько этажей они выиграли у него? Проклятье! Громко ругаясь, Боллинджер кинулся назад к южному выходу, чтобы послушать там. В пальто было трудно бежать.

* * *

К тому времени, когда они поднялись на два пролета по северной пожарной лестнице, Грэхем все чаще морщился от боли. С каждым шагом боль пронзала всю его покалеченную ногу от пятки до бедра. В ожидании очередного толчка он напрягал пресс. Сейчас у него болел весь живот. Если бы он продолжал заниматься восхождением и спуском после своего падения на горе Эверест, как советовали ему доктора, он был бы сегодня в форме. Этим вечером он дал своей ноге больше нагрузки, чем обычно она получала за год. Теперь он расплачивался болью за пять лет бездействия.

— Не отставай, — сказала Конни.

— Я стараюсь.

— Опирайся сильнее на перила. Отталкивайся от них.

— Сколько мы прошли?

— Еще один этаж.

— Бесконечность.

— После этого мы снова махнем в лифтовую шахту.

Ему больше нравились ступени в шахте, чем эта лестница. На тех ступенях он мог больше опираться на здоровую ногу и держаться обеими руками, чтобы почти полностью перенести тяжесть с больной ноги на здоровую. Но здесь, на лестнице, если совсем не опираться да хромую ногу, ему пришлось бы перепрыгивать со ступеньки на ступеньку, а это слишком медленно.

— Еще один пролет, — подбадривающе сказала она.

Пытаясь преодолеть более значительное расстояние, прежде чем боль перекинется из ноги в мозг, он с удивлением для себя предпринял скоростной рывок: прошел десять ступеней так быстро, как мог. Боль стала невыносимой. Он вынужден был приостановиться, замедлить движение.

Боллинджер постоял на площадке, прислушиваясь к звукам на южной лестнице. Ничего. Он перегнулся через перила. Прищурившись, он пытался увидеть что-то через слои темноты, которые заполняли пространство между лестничными площадками. Ничего.

Он вернулся в коридор и побежал к северному выходу.

29

Билли свернул в переулок. Его автомобиль оставил первые следы на выпавшем снегу.

Внутренний служебный двор, двенадцать метров в длину и шесть в ширину, располагался позади «Бовертон билдинг». Во двор выходило четыре двери. Большая зеленая дверь вела в гараж, откуда в офисы доставляли мебель и другие крупногабаритные предметы, которые по размерам не проходили через центральный вход. Над зеленой дверью горела люминесцентная лампа, освещая ярким светом каменные стены, ряды мусорных контейнеров, которые вывозят по утрам, и снег; тени были резко очерчены.