Грэхем заверил ее, что это не безвыходная ситуация. Несмотря на это, она беспокоилась.
Он начал спускаться сверху вниз сквозь падающий снег. Ее завораживало это зрелище. Казалось, что он создавал трос по мере того, как спускался, вытягивая его из самого себя; он напоминал паука, который грациозно раскачивался на своих нитях, перемещаясь из одного конца в другой по сплетенной им паутине.
Через несколько секунд он уже стоял рядом с ней.
Она подала ему молоток.
Вбив два костыля в стену между окнами в разные горизонтальные известковые швы, он тяжело дышал широко открытым ртом.
— Ты в порядке? — спросила она.
— Более или менее.
Без страховочного крепления он стал осторожно пробираться по выступу, спиной к улице, прижимаясь руками к стене. С этой стороны здания ветер намел небольшие сугробы на выступах и на подоконниках. Его ноги погружались на несколько сантиметров в снег, ломали хрупкий лед.
Конни не терпелось спросить его, куда он направлялся, что собирался делать, но она боялась, что своими расспросами отвлечет его и он может сорваться.
Пройдя мимо окна, он остановился и вбил еще один костыль, затем прикрепил молоток к ремешку на поясе.
Передвигаясь сантиметр за сантиметром, он вернулся к тому месту, где вбил два первых костыля и пристегнул страховочную привязь к одному из них.
— Для чего все это? — поинтересовалась Конни.
— Мы спустимся вниз на несколько этажей, — ответил он. — Оба одновременно, по двум отдельным тросам.
С трудом сглотнув, она возразила:
— Только не я.
— Да, ты.
Ее сердце колотилось так сильно, что готово было выскочить из груди.
— Я не смогу сделать это.
— Сможешь. У тебя получится.
Она потрясла головой: нет.
— Ты будешь спускаться не так, как я.
— Для этого нужно иметь опыт, я понимаю.
— Я спускался стоя на ногах. Ты пойдешь вниз в сидячем положении. Это гораздо легче и безопаснее.
Хотя ее сомнения не исчезли, Конни спросила:
— Какая разница между спуском на ногах и спуском сидя?
— Сейчас я покажу тебе.
— Ладно.
Он отвязался от тридцатиметровой веревки, по которой только что спускался с выступа на двадцать восьмом этаже, подергал раза три за нее. Наверху развязался узел, и веревка скользнула вниз. Он сложил ее рядом с собой.
Осмотрев, не истерся ли конец веревки, он остался доволен увиденным. Завязав узел на этом конце, он прикрепил веревку к карабину и пристегнул карабин к свободному костылю, расположенному чуть выше того, к которому была пристегнута его страховка.
— Мы же не сможем спуститься до самой улицы, — заметила Конни.
— Уверен, что сможем.
— Но у нас веревки короткие.
— Ты будешь спускаться только на пять этажей за один раз. Закрепишься на оконном выступе. Затем правой рукой отпустишь трос.
— Как же я закреплюсь на пятисантиметровом выступе?
— Это можно сделать. Но не забывай, что левой рукой ты продолжаешь держаться за трос.
— А что я буду делать правой рукой в это время?
— Разобьешь стекла в окне.
— А потом?
— Первое: прикрепишь свою страховку к окну. Второе: прицепишь другой карабин к центральной стойке. Как только ты сделаешь это, тебе нужно будет перенести тяжесть с основной веревки и...
— Подергать ее, — подхватила Конни. — Чтобы наверху развязался узел, как ты только что сделал.
— Я покажу тебе, как это сделать.
— Мне надо держать веревку, чтобы она не упала?
— Да.
— И привязать ее к карабину, который будет на центральной стойке?
— Все верно.
Ее ноги окоченели. Она переступила несколько раз на выступе:
— Думаю, затем я должна отвязать страховку и спуститься еще на пять этажей?
— И закрепиться на другом окне и снова повторить все по порядку. И так мы будем спускаться до конца по пять этажей за один раз.
— Это кажется легко, когда ты объясняешь.
— У тебя получится лучше, чем ты думаешь. Я покажу тебе, как совершать спуск сидя.
— Но есть и другая проблема.
— Какая?
— Я не знаю, как завязывать один из тех узлов, которые потом можно подергать снизу и развязать.
— Это не сложно. Я покажу тебе.
Он отвязал веревку от карабина перед собой. Она же подвинулась к нему и наклонилась к веревке, которую он держал в руках. Всемирно известное освещение Манхэттена, его миллионы сверкающих огней были поглощены метелью. Внизу покрытая инеем улица отражала свет многих уличных фонарей; но эта иллюминация едва ли могла рассеять фиолетовый мрак на высоте двадцать третьего этажа. Но если приглядеться, то можно было рассмотреть, что делал Грэхем.
За несколько минут она научилась завязывать узел на веревке, чтобы потом ее можно было вернуть снизу. Она несколько раз завязала узел сама, чтобы удостовериться, что она уже не забудет, как это делается.
Затем Грэхем обхватил ремнем ее бедра и пропустил ремень между ног, все три конца соединил еще одним карабином.
— Теперь об этом спуске, — сказала она, держась за веревку для спуска. Она попыталась изобразить улыбку, которую он вряд ли заметил, но она хотела подбодрить себя.
Взяв еще одно защелкивающееся звено из кармана на ее поясе, Грэхем произнес:
— Во-первых, я должен соединить главный трос с ремнем. Затем я покажу тебе, как ты должна стоять, чтобы начать спуск. Я объясняю...
Его прервал приглушенный выстрел: б-у-у-м!
Конни посмотрела наверх.
Боллинджера не было над ними.
Она удивилась, действительно ли она услышала звук выстрела, или это был шум, произведенный ветром.
Затем она снова услышала этот звук: б-у-у-м! Сомнений не было. Это выстрел. Два выстрела. Совсем рядом, внутри здания, где-то на двадцать третьем этаже.
* * *
Фрэнк Боллинджер толкнул разбитую дверь, вошел в офис и зажег свет. Он обошел вокруг большого письменного стола, прошел около печатной машинки на столе и около ксерокса. Он спешил к окну, которое выходило на боковую улицу.
* * *
Когда в окнах по обеим сторонам от них зажегся свет, Грэхем отстегнул свою страховку от костыля и сказал, чтобы Конни сделала то же самое.
В окне справа раздался шум, когда Боллинджер попытался открыть заржавевший запор.