Ложная память | Страница: 132

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Тот поднялся с дивана с такой готовностью, будто услышал слова возлюбленной, пообещавшей ему все возможные плотские наслаждения, и направился прочь из гостиной. Каждый из этих легких шагов, каждое движение бедер были настолько исполнены эротической притягательности, что зрители могли заполнить любой театр мира, лишь бы только посмотреть на эти движения.

Стук раздался в третий раз.

— Доктор Ариман? Доктор Ариман?

Направляясь к двери, доктор решил, что, если причиной помехи является медсестра Вустен, то ему следует уделить побольше времени размышлениям о том, что же можно сделать с ее языком.


* * *


Марти вынула из Библии пару лотерейных билетов и попыталась вручить их Скиту.

Придерживая свое импровизированное пончо левой рукой правой он отвел руку Марти с билетами.

— Нет, нет! Если я прикоснусь к ним, то они будут стоить меньше, чем бумага, на которой напечатаны; вся удача выйдет из них.

Засовывая билеты в карман, она услышала, как в коридоре кто-то зовет доктора Аримана.


* * *


Когда Ариман, открыв дверь с номером 246, вышел в коридор и увидел там Жасмину Эрнандес, то был встревожен даже больше, чем если бы там оказалась медсестра Вустен с ее розовым игривым язычком.

Жасмина была превосходной дипломированной медсестрой, но она была слишком похожа на нескольких особенно неприятных девчонок из тех, с которыми доктор сталкивался в детстве и ранней юности. Они относились к той породе женщин, которую он называл «всезнайки». К этой породе относились те, кто дразнил его глазами, хитрыми быстрыми взглядами и самодовольными улыбками, которые он видел боковым зрением, отворачиваясь от них. Всезнайки, казалось, видели его насквозь, угадывали те его побуждения, которые он желал скрыть, понимали то, что не должно было быть понято. Хуже того, у него было странное чувство, что они к тому же знали о нем что-то смешное, чего он сам не знал, что из-за каких-то неведомых ему самому своих качеств он был смешон для них.

Начиная с шестнадцати или семнадцати лет, когда его подростковая нескладная симпатичность начала сменяться зрелой мужской сокрушительной красотой, доктор редко беспокоился по поводу «всезнаек», которые в большинстве своем, казалось, потеряли способность видеть его насквозь. Однако Жасмина Эрнандес принадлежала к этой породе, и, хотя она пока что была не в состоянии просветить его рентгеновскими лучами, случались моменты, когда Ариман был уверен, что она вот-вот заморгает от удивления и наклонится поближе, ее глаза исполнятся той самой насмешкой, а уголки рта приподнимутся в чуть заметной ухмылке.

— Доктор, простите, что я потревожила вас, но я рассказала медсестре Гангусс о том, что произошло, она сказала, что вы находитесь в клинике, и я посчитала нужным поставить вас в известность.

Она излучала такую энергию, что доктор отступил на пару шагов. Жасмина восприняла это как приглашение войти в комнату, хотя Ариман вовсе не имел этого в виду.

— Пациент выписывается по собственному желанию, — принялась рассказывать медсестра Эрнандес, — и, на мой взгляд, при странных обстоятельствах.


* * *


— Могу я забрать мою «Йу-ху»? — спросил Скит.

Марти посмотрела на него, словно считала его немного сумасшедшим. Конечно, когда она подумала так, то с полным основанием продолжила мысль: у них обоих явно не хватает шариков в головах. Поэтому она попыталась исходить из презумпции невиновности.

— Твое что?

— Газировку, — пояснил Дасти, стоявший около двери. — Бери ее скорее, и сматываемся отсюда!

— Кто-то позвал Аримана, — сказала Марти. — Он здесь.

— Я тоже слышал, — согласился Дасти. — Быстрее, бери эту проклятую газировку.

— Ванильная «Йу-ху» с шоколадом, раз уж об этом речь пошла, — принялся объяснять Скит, пока Марти обегала кровать и хватала бутылку с тумбочки, — а вовсе не газировка. Газа там вовсе нет. Это скорее десертный напиток.

Вкладывая бутылку «Йу-ху» в правую руку Скита, Марти нетерпеливо сказала:

— Вот твой десертный напиток, милый. А теперь шевели-ка ногами, а то пну тебя в задницу.


* * *


В первом замешательстве доктор подумал, что медсестра Гангусс сообщила медсестре Эрнандес о том, что актер собрался покинуть больницу, и что это и есть тот самый пациент, о котором она с таким возбуждением рассказывает.

Поскольку история об актере была с начала до конца выдумана Ариманом, чтобы скрыть истинную цель его прибытия в клинику, он сказал:

— Не волнуйтесь, медсестра Эрнандес, в конце концов он никуда не уедет.

— Что? Да о чем вы таком говорите? Они прямо сейчас пытаются увести его отсюда.

Ариман обернулся и окинул взглядом гостиную комнату и открытую дверь спальни. Он был почти готов увидеть нескольких молодых женщин, возможно, из клуба поклонников, вытаскивающих почти голого, лежащего в квазикататоническом оцепенении актера из окна, чтобы посадить его под замок и сделать из него своего раба-любовника.

Никаких похитительниц в комнате не было. Кинозвезду никто не похищал.

— Так о ком вы говорите? — спросил он, снова повернувшись к медсестре.

— Об этом стрекотунчике, — пояснила та. — О маленьком колибри. О Холдене Колфилде.


* * *


Марти спускалась по лестнице, поддерживая Скита.

Малыш был настолько бледным и хилым, что в пижаме и белом одеяле его можно было принять за один из призраков, часто посещавших дальние помещения «Новой жизни». Немощный призрак. Он дрожащими нетвердыми ногами перебирал ступеньки лестницы, все время думая о необходимости сохранять равновесие. При этом ему все время угрожала опасность наступить на волочившееся по ступенькам одеяло и скатиться с лестницы.

Дасти, державший чемодан, шел следом за Марти и Скитом, прикрывая их со спины, чтобы защитить их, если наверху внезапно появится Ариман. «Кольт» он вынул из кармана и теперь держал в руке.

Убийство видного психиатра не гарантировало бы ему места в ярко освещенном Зале Славы Героев рядом с Улыбчивым Бобом Вудхаусом. Ему пришлось бы не провозглашать тосты на праздничных торжественных обедах, а стоять в очереди за тюремной жратвой.

Несмотря на все, что они узнали о докторе Аримане, все, до чего удалось дойти путем умозаключений, имелась еще и горькая правда. Она состояла в том, что у них не было абсолютно никаких доказательств его незаконных или хотя бы неэтичных поступков. Кассета из автоответчика с сообщением Сьюзен была ближе всего к разряду улик из того, чем они обладали, но и там не было сказано ничего конкретного, говорилось лишь, что Ариман — ублюдок. Если Сьюзен, как она уверяла, каким-то образом сняла Аримана на видео, то в ее доме этой записи не было.

Скит спускался по лестнице, как ребенок, только что научившийся ходить. Он ставил правую ногу на следующую ступеньку, опускал левую ногу рядом, мгновение стоял, обдумывая следующий шаг, и повторял процедуру.