…Но не настолько громко, чтобы он не смог услышать новую стрельбу, жесткую наглую болтовню автоматического оружия в отдалении: та-та-та-та-та-та— та-та-та…
Может быть, двое готовы. А может быть, и нет.
У Марти не было автомата. У слизняков они были.
Он задержал дыхание, прислушиваясь, но больше выстрелов не было.
И снова он пинал, пинал, пинал спинку сиденья, пока не услышал треск пластмассы или стеклопластика и не заметил, как что-то изменилось. В черноте возникла узкая полоска бледного света. Света из пассажирского салона. Он извивался, как мог, упирался в стенку руками, давил плечом, колотил ногами…
* * *
Поймав Марти за руку, умирающий человек истратил свои последние силы. Возможно, он не намеревался причинить ей вред, а лишь хотел привлечь к себе ее внимание. Когда женщина, не удержавшись на корточках, упала, выпустив очередь в дерево, Кевин сразу же разжал пальцы, и его рука упала наземь в стороне от Марти.
Пока отбитые пулями обломки веток летели вниз, с шумом задевая за целые сучья огромного хлопкового дерева, и шлепались в снег, Марти успела вскочить на ноги и опуститься на колени. Она снова держала автомат обеими руками и направила его на Кевина, но не нажимала спусковой крючок.
Последние деревяшки еще падали, а Марти уже смогла восстановить дыхание, и в вернувшейся тишине полулежавший на земле человек прохрипел:
— Кто вы?
Она подумала, что он, наверно, на последних минутах жизни впал в горячку, что его сознание помутилось от большой потери крови.
— Лучше посидите спокойно, — мягким голосом посоветовала она. Больше ей ничего не пришло в голову. Это был единственный полезный совет, который можно было бы дать в этой ситуации, даже если бы этот человек был святым, и, пожалуй, наиболее уместный, учитывая, насколько далеким от святости он был на самом деле.
Когда он смог перевести дыхание и набраться сил, чтобы заговорить снова, мысль о горячечном бреде показалась Марти преждевременной. Его голос был слабым, как ветхая ткань, сотканная несколько тысяч лет тому назад:
— Кто вы такие… на самом деле?
Марти могла разглядеть только чуть заметный отблеск в его глазах.
— Во что мы… вляпались… с вами?
Дрожь, сотрясшая тело Марти, не была связана ни с холодной ночью, ни со снегом. Она всего лишь вспомнила, что именно этот вопрос Дасти задал ей о докторе Аримане за какие-то несколько секунд до того, как они перевалили через вершину холма и наехали на шипастую ленту.
— Кто… вы… на самом… деле? — еще раз спросил Кевин.
Он поперхнулся, скривил губы, потом в его горле что-то заклокотало. В морозном чистом воздухе повис какой-то медный запах, вышедший из него с последним дыханием, а потом из рта сбежала струйка крови.
При его исходе не возникло ни снежного вихря, ни секундного проблеска луны из-за облаков, ни легчайшего шума деревьев. В этом ее смерть, когда она рано или поздно наступит, будет похожа на его: безразличный мир спокойно повернется к прелести нового рассвета.
Марти, как во сне, поднялась с колен и застыла над мертвым телом, изумленно ощущая, что не может найти ответа на последний предсмертный вопрос.
Она пошла по своим следам, по его следам, которые привели ее к нему. Один раз она прислонилась к стене кивы. И пошла дальше.
Пробираясь вдоль изогнутой стены к свету, сквозь густо падающий снег, который казался вечным, Марти держала автомат обеими руками наготове. Она была встревожена почти суеверным ощущением того, что какое-то смертельно опасное существо все еще находится где-то поблизости. Но, сделав еще несколько шагов, она осознала, что глаза, через которые это существо вглядывалось в ночь, были ее собственными глазами, и опустила оружие.
К свету, к шелестящему на холостых оборотах автомобилю, стоящему в полукольце руин. Мир все так же растворяется в снегопаде и уносится прочь.
Дасти, выбравшись на свободу, торопливо шел, почти бежал, всматриваясь в следы ног и пятна крови на снегу.
Увидев его, Марти позволила автомату выпасть из рук.
Они встретились у подножия лестницы кивы и крепко обнялись. Во вселенной он был для нее опорой, якорем. Мир не мог раствориться или улететь куда-то вместе с ним, поскольку он казался вековечным, как горы. Возможно, это была тоже иллюзия, как и с горами, но она цеплялась за нее.
Прошло уже довольно много времени после наступления сумерек, когда Скит со своим краснолицым другом, подтягивая штаны на набитых животах и выковыривая упрямые растительные волокна из зубов зубочистками, торопливо вышли из «Зеленых лугов» и сразу же полезли в свою колесницу. Она явно представляла собой опасность для мировой экологии — когда мотор, стреляя, принялся набирать обороты, вокруг распространилось такое густое облако несгоревшего топлива, что его запах даже добрался до доктора, несмотря на плотно закрытые окна «Эль-Камино».
Еще минутой позже из ресторана вышла и Дженнифер. Она казалась здоровой и лоснящейся, как молодая лошадка, как следует подкрепившаяся из торбы с овсом. Потом она встряхнулась, вскинула крупом, несколько раз ударила копытами об асфальт и, потряхивая гривой, направилась домой. На этот раз она двигалась не целеустремленной рысью, как до обеда, а кентером [54] , и ее симпатичная головка была, вне всякого сомнения, заполнена мечтами о свежей соломе в стойле, в которой не будет надоедливых мышей, и прекрасном свежем яблоке перед сном.
Настолько же неутомимые, насколько и глупые, детективы возобновили преследование. Теперь их задача осложнялась более медленным аллюром кобылицы и темнотой.
Хотя даже Скит и его приятель могли вскоре понять, что у этой женщины не намечается никакого свидания с доктором, а настоящая цель давным-давно от них ускользнула, Ариман все же рискнул не тащиться за ними. Он снова вырвался вперед, на сей раз на улицу перед многоквартирным домом, в котором проживала Дженнифер. Машину он поставил под раскидистым коралловым деревом, достаточно большим для того, чтобы надежно укрыть «Эль-Камино» от яркого света расположенных поблизости фонарей.
* * *
В иных обстоятельствах Марти и Дасти, конечно, обратились бы в полицию, но на сей раз они довольно долго раздумывали, как же им поступить.
Вспоминая об изуродованном лице Бернардо Пасторе и тщетности многочисленных попыток владельца ранчо добиться правосудия в деле об убийстве его сына и самоубийстве жены, Дасти сомневался в том, что стоит привлекать внимание полиции к тому, что с ними случилось. Голые факты наверняка не убедили бы полицейских в том, что институт Беллона Токлэнда, известный своими активными действиями в борьбе за мир во всем мире, пользуется услугами наемных убийц.