Женщина прошла в наименее забрызганный кровью угол комнаты, вынула из сумочки сотовый телефон и набрала номер.
Из-за окна донеслись чуть слышные звуки сирен. Они быстро приближались, их пронзительные вопли, искаженные расстоянием и топографией, казались не механическими, а скорее животными, какими-то странно доисторическими; так, наверно, могли орать птеродактили, налетая на добычу.
Дженнифер торопливо подошла к входной двери, открыла ее и подложила в угол небольшой резиновый клинышек, чтобы дверь не могла закрыться.
— Помогите мне переставить эти стулья в другое место, чтобы у врачей, когда они приедут, было побольше места, — обратилась она к Марти.
Марти была рада, что для нее нашлось занятие. Ей казалось, что она стоит на осыпающемся под ногами краю бездонного обрыва. А помогая Дженнифер, она получала шанс отступить от пропасти.
Отведя телефонную трубку от лица, женщина в розовом сделала Дженнифер комплимент:
— Вы производите прекрасное впечатление, юная леди.
Девушка окинула ее каким-то странным взглядом:
— Э-э, благодарю вас.
К тому моменту, когда последний стул и маленький столик переместились в коридор, сирены, звук которых непрерывно нарастал, одна за другой затихли. Помощь уже ехала к ним в лифтах.
Женщина в розовом громко сказала в свой сотовый телефон:
— Может быть, хватит кудахтать, Кеннет? Для юриста, получающего хорошие деньги, вы несколько глуповаты. Мне понадобится самый лучший адвокат, специализирующийся по уголовным делам, и он понадобится мне немедленно. Берите дело в свои руки и сделайте то, что я сказала.
Женщина закончила разговор и улыбнулась Марти.
Потом она вынула из сумки карточку и протянула ее Дженнифер.
— Полагаю, что вам придется искать работу. Я могла бы найти занятие для такой компетентной юной леди, если вас это заинтересует.
Дженнифер замялась, но потом все же взяла карточку.
Стоя на коленях в луже крови, возлюбленный муж Марти нежными движениями отводил волосы Скита, норовившие закрыть его белое как снег лицо. Он тихо разговаривал с братом, хотя Малыш, казалось, вовсе не слышал его. Дасти говорил о давно прошедших днях, о делах, которыми они занимались детьми, о шутках, которыми они забавлялись, открытиях, которые они совершали вместе, о побегах, которые они затевали, о мечтах, которыми делились друг с другом.
Марти услышала в коридоре шаги бегущих людей, грохот тяжелых ботинок медиков из отдела пожарной охраны, и в ней на краткий миг промелькнула безумная, но изумительная надежда, что, когда они ворвутся сюда через открытую дверь, среди них она увидит Улыбчивого Боба.
Из хаоса в еще больший хаос. Слишком много незнакомых лиц, и слишком много голосов, говорящих одновременно; медики и полицейские ведут торопливые шумные переговоры о юрисдикции живых и мертвых. Если бы неразбериха была хлебами, а подозрения — рыбами, то не потребовалось бы никаких чудес для того, чтобы накормить многолюдную толпу.
Растерянность Марти еще усилилась после того, как стала известна потрясающая новость: в обоих, и в Скита, и в Аримана, стреляла женщина в розовом костюме от Шанель. Она сама призналась в этом, потребовала, чтобы ее арестовали, и не стала сообщать никаких дополнительных подробностей, лишь сетовала на отвратительный запах от сожженных волос доктора.
Скит лежал на каталке; постороннему взгляду он, пожалуй, показался бы мертвым. Его сопровождали четверо могучих медиков в белом, их одежды странно сияли во флуоресцентном освещении коридора, словно они были футбольными полузащитниками, взятыми на небеса, а теперь вернувшимися сюда в самых модных ангельских облачениях. Один несся впереди, чтобы вызвать и задержать лифт, второй направлял, третий подталкивал, а четвертый бежал рядом, держа в высоко поднятой руке бутылку капельницы. Они так стремительно и плавно увезли Скита, что Марти даже показалось, будто ни колеса, ни их ноги на самом деле не прикасаются к полу, как если бы они летели вдоль коридора, не для того, чтобы доставить раненого человека в больницу, а чтобы проводить бессмертную душу в куда более дальний путь.
Дасти был очищен от подозрений словами Дженнифер и, конечно, сдержанным признанием леди в розовом, и полицейские разрешили ему сопровождать брата. Он обнял Марти за плечи, на мгновение крепко прижал к себе, поцеловал и побежал вслед за каталкой.
Она провожала его взглядом до тех пор, пока он не свернул в нишу к дверям лифтов, а потом заметила, что от его рук на ее свитере остались слабые кровавые отпечатки. Охваченная неудержимой дрожью, Марти обхватила себя руками, закрыв ладонями эти ужасные красные печати, словно надеялась, что, прикасаясь к этим бесформенным оттискам, она будет вместе с Дасти и Скитом и сможет подкрепить себя их силой и дать им свою.
Марти пришлось задержаться. Полиция Малибу связалась, хотя и слишком поздно, с полицией Ньюпорта, и детективы заподозрили возможную связь между стрельбой в приемной психиатра и смертью Эрика Джэггера от арбалетной стрелы. Марти и Дасти, естественно, были свидетелями в одном случае, а возможно, и в обоих. Детектив уже выехал в больницу, чтобы допросить Дасти там, но полиция решила, что первоначальный допрос по крайней мере одного из свидетелей следует провести не откладывая, прямо на месте происшествия.
Полицейский фотограф, эксперты-криминалисты, представители управления коронера [64] , детективы, дружно жалуясь, что место преступления не удалось сохранить в неприкосновенности, скрупулезно исследовали помещение. Ведь, несмотря на то что розовая леди во всем призналась, она позднее могла бы, конечно, отказаться от своих слов или заявить, что полицейские запугивали ее.
Дженнифер допрашивали за ее рабочим столом в регистраторской, но Марти пришлось в обществе двоих вежливых и разговаривавших тихими голосами детективов пройти в кабинет Аримана. Один из них сел рядом с нею на диван, другой расположился в кресле напротив.
Снова оказавшись в этом лесу красного дерева из своих ночных кошмаров, где властвовал Человек-из-Листьев, Марти испытала странное чувство. Ей казалось, что он все еще остается здесь, хотя он был мертв. Она скрестила руки на груди, левая рука на правом плече, правая рука на левом, и прикрыла своими пальцами красные следы пальцев Дасти.
Детективы заметили ее движения и спросили, не хочет ли она вымыть руки. Они не понимали ее. Но она только отрицательно помотала головой.
И тогда она начала рассказывать. Слова лились из нее безостановочно, неудержимо, как те опавшие листья из ее хокку, влекомые неодолимым западным ветром. Она не опускала никаких деталей, насколько бы фантастическими или невероятными они ни были, — за исключением того, что, рассказывая об истории семей Глисонов и Бернардо Пасторе, она не упомянула о встрече и борьбе с Кевином и Захарией в снежной ночи.