Священник не выключил свет. Две кружки и две бутылки бренди стояли на столе, как и два часа тому назад, когда Девкалион уходил, только одна опустела полностью. А вторая — на четверть.
Помощь, оказанная им Лаффиту в его стремлении покинуть этот мир, тронула Девкалиона куда сильнее, чем он ожидал, и теперь, готовясь к тому, чтобы поступить так же с отцом Дюшеном, он щедро плеснул себе бренди в кружку, из которой пил кофе.
И уже поднес кружку ко рту, но еще не пригубил, когда из коридора на кухню вошел Виктор.
Хотя на лице Виктора читалось удивление, не создавалось ощущения, что он потрясен встречей с первым своим творением, как будто он и не верил, что творение это покинуло мир двести лет тому назад.
— Значит, ты называешь себя Девкалионом, сыном Прометея. Это самонадеянность… или насмешка над своим создателем?
Девкалион не ожидал, что почувствует страх при встрече лицом к лицу с этим мегаманьяком, но почувствовал.
Но не только страх начал подниматься в нем. Компанию страху составила злость, та злость, которая набирала и набирала силу, переходила критическую точку и превращалась в дикую ярость. А уж в таком состоянии Девкалион был готов крушить все и вся.
В свое время так и было, он представлял собой смертельную опасность для невинных людей, но потом научился сдерживаться. Теперь же, в присутствии его создателя, неконтролируемая ярость становилась опасной только для самого Девкалиона, и, не обуздав ее, он подставлял себя под удар.
Бросив взгляд на дверь черного хода, Виктор спросил:
— Как ты прошел мимо часовых?
Девкалион с такой силой стукнул кружкой о стол, что из нее выплеснулась большая часть бренди.
— Ну и видок у тебя, с татуировкой вместо маски. Ты действительно думаешь, что татуировка хоть в малой степени скрывает твое уродство?
Виктор шагнул к Девкалиону. Тот отступил на шаг.
— И одет ты во все черное, а этот цвет в Новом Орлеане не в моде. Ты по кому-то скорбишь? По женщине, которую я почти сделал для тебя в те давние времена… а потом уничтожил?
Громадные руки Девкалиона сжались в кулаки. Ему хотелось ударить Виктора, но он не мог.
— Каким же ты получился страшилой, — продолжал Виктор. — Мне даже неудобно признаваться в том, что я создал тебя. Мои нынешние создания куда элегантнее. Но, с другой стороны, всегда приходится с чего-то начинать, не так ли?
— Ты безумен и всегда был таким, — ответил Девкалион.
— Да он еще и говорит! — с насмешливой радостью воскликнул Виктор.
— Создатель чудовищ сам стал чудовищем.
— Ага, похоже, ты считаешь себя остроумным, — покивал Виктор. — Но никто не вправе винить меня в том, что я не научил тебя вести разговор. Я ставил перед собой задачу дать тебе только жизнь, не вкладывать в мозги знания, необходимые для ведения светской беседы, но, должен отметить, жизни этой я дал тебе больше, чем тогда предполагал. Больше двухсот лет. Я положил столько усилий, чтобы самому протянуть так долго, и ожидал, что тебе-то отпущен обычный человеческий срок.
— Ты мне дал только одно — страдания. Долголетие — дар молнии в ту ночь.
— Да, отец Дюшен говорил мне, что ты в это веришь. Если ты прав, тогда каждому следует стоять на поле в грозу в надежде, что его ударит молния и он будет жить вечно.
Перед глазами Девкалиона темнело по мере того, как нарастала распирающая его ярость, кровь шумела в ушах, дышал он, как загнанная лошадь.
Виктора все это явно забавляло.
— Кулаки у тебя сжаты так крепко, что ногтями ты, должно быть, поранил ладони. Такая ярость ни к чему хорошему не приводит. Расслабься. Разве не ради этого момента ты и жил? Так наслаждайся им, почему бы нет?
Усилием воли Девкалион разжал и растопырил пальцы.
— Отец Дюшен говорил, что молния принесла тебе предназначение. Уничтожить меня. Что ж… вот он я.
И пусть Девкалиону не хотелось признавать свое бессилие, ему не осталось ничего другого, как отвести глаза, чтобы не встретиться с насмешливым взглядом Виктора.
— Если ты не можешь меня убить, тогда мне следует довершить начатое в стародавние времена.
Вновь посмотрев на Виктора, Девкалион увидел в его руке револьвер.
— Калибр.357 «магнум», — пояснил Виктор. — Пули с полыми наконечниками. И я точно знаю, куда целиться.
— В ту ночь, во время грозы, — заговорил Девкалион, — когда я получил предназначение, мне также даровали понимание квантовой структуры вселенной.
Виктор вновь улыбнулся.
— Ага. Ранняя версия прямой информационной загрузки мозга.
Девкалион поднял руку, в которой между большим и указательным пальцем появился четвертак. Подбросил монетку в воздух, и четвертак исчез во время полета.
Лицо его создателя закаменело.
А в руке Девкалиона появился второй четвертак, который он тоже подбросил. Только эта монетка, достигнув высшей точки, полетела вниз и звякнула, стукнувшись о стол. В тот самый момент исчез уже сам Девкалион.
Карсон вела машину, Майкл сидел рядом. По крайней мере, с этим все было как положено.
Он уже позвонил по сотовому Девкалиону, но, разумеется, услышал автоответчик Желе Биггса. Оставил сообщение с просьбой о встрече в «Люксе» в полночь.
— Что будем делать до этого? — спросила Карсон.
— Может, рискнем заскочить в мою квартиру? У меня там деньги. И я могу бросить в чемодан что-нибудь из одежды.
— Давай проедем мимо и посмотрим, что мы думаем по этому поводу.
— Только не превышай скорости звука.
Карсон надавила на педаль газа.
— Как, по-твоему, Девкалиону удаются эти фокусы а-ля Гудини?
— Не спрашивай меня. Фокусник я отвратительный. Знаешь трюк, который проделывают с маленькими детьми, делая вид, что отрываешь у них нос и показываешь его в кулаке, только на самом деле это твой большой палец?
— Да.
— Так они всегда смотрели на меня, как на идиота, и говорили: «Это всего лишь твой большой палец».
— Никогда не видела, чтобы ты играл с маленькими детьми.
— У пары моих женатых друзей есть дети. Так что играть приходилось.
— Готова спорить, с детьми ты быстро находишь общий язык.
— Я не динозаврик Барни, но могу найти к ним подход.
— Когда я была маленькой, я ненавидела Большую Птицу.
— Почему?
— Самоуверенная зануда.
— Знаешь, кого я боялся ребенком? Медвежонка Уютика.
— А где я могла видеть медвежонка Уютика?