— Этой развалюхе техник-смотритель не положен, но я чиню, что могу. Вы пришли посмотреть квартиру Бобби Оллвайна?
— Новости распространяются быстро.
Положив отвертку, старик поднялся.
— Хорошие новости — да. Следуйте за мной.
Внутри их ждала темная, душная, дурно пахнущая лестница.
От старика тоже пахло не очень, и, когда они поднимались следом за ним на второй этаж, Майкл сказал: «Больше не буду жаловаться насчет своей квартиры».
У двери с табличкой «2D» старик достал из кармана мастер-ключ.
— Слышал в новостях, что ему вырезали печень.
— Сердце, — поправила его Карсон.
— Еще лучше.
— Вам не нравился Бобби Оллвайн?
Старик повернул ключ в замке, открыл дверь.
— Практически его не знал. Но теперь его квартира будет стоить на пятьдесят баксов дороже. — Увидев на их лицах недоумение, пояснил: — Есть люди, которые согласны за это доплатить.
— Кто? — полюбопытствовал Майкл. — Семейка Аддамс? [15]
— Просто люди, которые хотят, чтобы у квартиры была история.
Карсон переступила порог, а когда старик хотел последовать за ней, Майкл мягко его придержал.
— Мы позовем вас, когда закончим.
Пусть Оллвайн, уходя, и опустил жалюзи, в комнате царил слишком уж густой сумрак, учитывая яркость солнца.
Карсон нашла выключатель, включила люстру под потолком.
— Майкл, ты только посмотри.
В гостиной стены и потолок выкрасили черным. Черными были полы, плинтуса, двери и дверные коробки, рамы. Даже жалюзи.
Мебель ограничивалась креслом, обитым черным винилом, которое стояло по центру комнаты.
Майкл закрыл за собой дверь.
— Слушай, а Марта Стюарт [16] по совместительству не занимается дизайном жилых помещений?
Окна были закрыты, кондиционер отсутствовал. В жарком, влажном воздухе стоял сладковатый запах.
— Что это за запах? — спросила она.
— Лакрица.
Густой, сладкий, облепляющий… Точно — это запах лакрицы. Вроде бы приятный, но тут он вызывал у Карсон тошноту.
Черный пол блестел, как зеркало, на нем не было ни волоска, ни пылинки. Она провела пальцем по подоконнику, по дверной коробке. Палец остался чистым.
Как и в библиотеке при виде трупа Оллвайна, Карсон охватил страх, тревога, которая холодком поползла по позвоночнику к затылку.
В безукоризненно чистой кухне Майкл помялся, прежде чем открыть черную дверцу холодильника.
— Такое ощущение, что меня ждут отрезаные головы, разложенные между банками с маринованными огурцами и майонезом, и сердце в мешочке с герметизирующей полоской.
Даже внутренние поверхности холодильника были черными, но голов на полках Майкл не обнаружил. Только кусок кофейного торта и кварту молока.
Полки буфетов пустовали. Лишь в одном ящике лежали три ложки, две вилки, два ножа.
Согласно регистрационной книге Оллвайн прожил в этой квартире два года. Обыск показал, что он мог покинуть ее в любой момент и отправиться в путешествие налегке.
Обследовав гостиную и кухню, они переместились в спальню. Увидели те же черные стены, пол, потолок. Даже простыни были черными. Как и тумбочка у кровати, настольная лампа и радиоприемник, в котором светились зеленые цифры электронных часов.
— Куда мы попали? — В голосе Карсон слышалось изумление.
— Может, он сатанист? Или свихнувшийся фэн хэви-металл?
— Музыкального центра нет. Телевизора — тоже.
Майкл нашел источник лакричного запаха. На подоконнике стоял поднос с несколькими черными свечами, ни одна из которых в этот момент не горела. Наклонился, принюхался.
— Ароматические свечи.
Карсон подумала о времени и усилиях, затраченных на создание всей этой черноты, и тут же на ум пришел Арни с его замком из элементов «Лего». Бобби Оллвайн работал и общался с окружающим миром, но на каком-то уровне был таким же беспомощным, как и ее брат.
Арни по натуре был очень кротким, а вот Оллвайн, если судить по имеющимся уликам, злобным.
— За эту квартирку можно брать на сотню баксов больше, — уверенно заявил Майкл.
Когда Карсон включила свет в примыкающей к спальне ванной, у нее даже заболели глаза. Потому что в ванной все было ослепительно белым: стены, выложенный плитками пол, ванна, раковина. Стоящий в ванной запах аммиака полностью заглушал запах лакрицы.
Напротив зеркала, из специального чехла со множеством прорезей, торчали сотни лезвий для опасной бритвы. Все крепились под одинаковым углом, причем половина лезвия оставалась на виду. Ряд за рядом чистых, сверкающих лезвий, которыми никто и никогда не пользовался.
— Такое ощущение, — заметила Карсон, — что убитый был еще безумнее, чем убийца.
В светском обществе Нового Орлеана званые обеды считались политической необходимостью, и Виктор серьезно относился к своим обязанностям.
В просторном особняке в Садовом районе две его домоправительницы, Кристина и Сандра, и дворецкий Уильям весь день готовились к вечернему событию. Убрались в комнатах, добавили цветов и свечей, пропылесосили пол на всех верандах. Садовники занимались лужайкой вокруг особняка, деревьями, цветочными клумбами, кустами.
Все эти люди были его созданиями, увидевшими свет в «Руках милосердия», а потому работали без устали и эффективно.
В большой столовой стол накрыли на двенадцать персон. Гостей ждало все самое лучшее: скатерть и салфетки от «Пратези», столовые приборы от «Буччелатти», лиможский фарфор, старинные серебряные подсвечники Поля Сторра и монументальный канделябр работы того же Сторра, изображающий Бахуса и вакханок.
Домоправительницы и дворецкий ждали своего господина, чтобы он оценил результаты их трудов. Виктор вошел в столовую, уже переодевшись к обеду, оглядел стол.
— Сандра, для сегодняшних гостей ты правильно подобрала посуду.
Его одобрительные слова вызвали у нее благодарную улыбку.
— Но, Уильям, я вижу отпечатки пальцев на паре бокалов.
Дворецкий тут же убрал бокалы, указанные Виктором.