Поэтому она не могла унять сотрясавшей ее дрожи.
— Что со мной будет?
— С тобой все будет хорошо, — сказал Макги.
— Но... пока мне все хуже и хуже, — прошептала она, стараясь скрыть предательскую дрожь в голосе.
— Нет, ты ошибаешься, никакого ухудшения нет.
— Мне на самом деле гораздо хуже, — настаивала Сюзанна.
— Послушай, Сюзанна, эта ночная галлюцинация в самом деле могла быть мрачнее предыдущих...
— Могла быть?
— Ну хорошо, она была мрачнее, чем все предыдущие...
— Мало того, нынешней ночью кошмар был слишком похож на явь, слишком.
— Да, похож, но заметь, что он привиделся тебе после довольно большого перерыва. Предыдущий был, когда ты приняла двух санитаров за Джеллико и Паркера. То есть тебя, во всяком случае, не бросает постоянно из одного кошмара в другой.
Сюзанна покачала головой и прервала рассуждения Макги:
— К сожалению, все не так. Между этими двумя случаями, о которых ты только что говорил, был еще третий. Я о нем не упоминала. Это... случилось вчера... днем.
Макги нахмурил брови.
— Когда это произошло?
— Я же говорю — вчера днем, после обеда.
— После обеда ты была в отделении физиотерапии у миссис Аткинсон.
— Правильно. После того как я с ней попрощалась, все и началось.
Сюзанна рассказала, как Мэрфи и Фил втолкнули ее в лифт, в котором уже находились четыре негодяя.
— Почему ты вчера вечером ничего мне не сказала? — спросил Макги, он явно был недоволен.
— Ты так спешил...
— Спешил, но не до такой же степени... Разве я не внимательный врач? Я всегда думал, что это именно так. А внимательный врач всегда найдет время для того, чтобы выслушать пациента, у которого нервы на пределе.
— Когда ты вчера заходил, с моими нервами было все в порядке.
— Да? А мне кажется, что ты просто запрятала свои страхи в себя. От этого не становится легче, поверь мне.
— Еще я не хотела, чтобы ты опоздал на свое совещание.
— Это не оправдание, Сюзанна. Я твой врач. Ты должна постоянно держать меня в курсе всех своих дел.
— Извини, — тихо проговорила она, потупив глаза. Она не смела поднять голову и встретить взгляд его неотразимых, синих-синих глаз. Она не могла заставить себя рассказать об истинных причинах своего молчания. Она боялась, что он примет ее за истеричку, что он, чего доброго, начнет в душе посмеиваться над ее нелепыми страхами. Но больше всего она опасалась, что он будет жалеть ее. А теперь, когда ей в голову начали приходить мысли о любви, больше всего на свете она боялась жалости с его стороны.
— Ни в коем случае не скрывай от меня ничего. Рассказывай обо всем, даже о том, что тебе показалось, померещилось. Абсолютно обо всем. Если у меня не будет полной картины твоего состояния, я не смогу докопаться до причин твоего недуга. Мне нужно знать все до мелочей.
Сюзанна покорно кивнула.
— Ты прав. Отныне ничего от тебя скрывать не буду.
— Обещаешь?
— Обещаю.
— Вот и хорошо.
— Но пойми, — продолжала она, не поднимая глаз. — Мне действительно все хуже и хуже.
Он погладил ее по щеке.
Сюзанна подняла на него глаза.
— Послушай, — начал он мягко, ободряющим тоном. — Даже если признать, что приступы болезни идут один за другим, все равно нельзя отрицать, что тебе удается выходить из них без серьезных потерь. Кризис проходит, и ты опять в состоянии проанализировать случившееся. Ты приходишь каждый раз к выводу, что это были всего лишь галлюцинации. Так? Вот если бы ты продолжала после приступа считать, что к тебе на самом деле приходил мертвец, тогда твои дела были бы совсем плохи. Если бы твои дела были так плохи, я стоял бы сейчас здесь перед тобой и обливался бы потом от ужаса, от отчаяния. Точно тебе говорю. Но это же не так. Разве у меня сейчас лоб в испарине? Посмотри. Он сухой. Никакого повода для паники у меня нет. Поэтому я не волнуюсь, не исхожу потом и не могу рекламировать по телевидению лучшее средство от пота — дезодорант «Райт Гард». Так?
Сюзанна улыбнулась.
— Так.
— Я сухой, как спичка. Нет, слушай, я сухой, как передержанная в печке курица по-французски, когда я пытаюсь ее приготовить для гостей. Кстати, ты сама-то умеешь готовить курицу по-французски?
— У меня было несколько попыток.
— Неудачных?
— Удачных. — Сюзанна снова улыбнулась.
— Отлично. Я так и думал — ты прекрасно готовишь.
«Что он хочет этим сказать?» — подумала Сюзанна.
Судя по глазам, он совсем не прикидывается, он действительно интересуется ею так же, как она искренне заинтересована знать побольше о нем. Все же сомнения остаются, она не доверяет до конца своему восприятию.
— А теперь, — бодро продолжал доктор, — прочь все дурные мысли, разрешается думать только о чем-нибудь хорошем.
— Я буду стараться, — пообещала она, однако продолжала дрожать как осиновый лист.
— Так-так, надо не просто постараться, надо приложить все силы. Надо выпрямить спину. Вот так. Это указание врача, надо подчиняться беспрекословно. А теперь я схожу за санитарами, они привезут сюда каталку, и мы направимся вниз, чтобы начать наконец серию анализов и тестов. Ты готова?
— Готова.
— Где улыбка?
Сюзанна улыбнулась.
Он улыбнулся ей в ответ и сказал:
— Запрещается менять выражение лица до следующего указания. — Он направился к двери, обронив: — Я вернусь через минуту.
Макги вышел из палаты, и улыбка тотчас сползла с лица Сюзанны.
Она вновь повернула голову в сторону завешенной пологом кровати.
Дорого бы она дала за то, чтобы этой кровати здесь не было.
Так хочется взглянуть на небо. Пусть даже на пасмурное, на такое, каким оно было вчера. Если бы хоть кусочек неба, у нее не было бы ощущения, что она в западне.
Никогда еще она не чувствовала себя столь несчастной. Она была вымотана, сил не осталось совсем, и это несмотря на то, что выздоровление шло полным ходом. Депрессия. Вот имя ее нынешнего врага. Она подавлена. Подавлена не тем, что посторонние взялись что-то решать за нее. Нет. Больше всего угнетало то, что они решают за нее все. Она беспомощна, как грудной ребенок. Ей одной не победить недуг. Она может только лежать на этой проклятой каталке, подобно безжизненному телу, и ждать, пока они проделают над ней все возможные анализы и опыты.
Еще один взгляд в сторону кровати миссис Зейферт. Полог висит ровно, ткань не колышется.