Нолан Суейз, самый молодой из полицейских, охранявших магазин «Пентаграмма», взял коробку, когда Дэн протянул ее ему.
— Нолан, я хочу, чтобы ты отвез все это в участок Ист-Вэлью и отдал в канцелярию. Среди прочего здесь две записные книжки. Я хочу, чтобы содержимое обеих переписали и завтра утром каждый из детективов специальной группы, которая занимается этим расследованием, получил свой экземпляр.
— Будет сделано, — ответил Суейз.
— Здесь еще дискета. Я хочу, чтобы все файлы распечатали и также раздали детективам. Это ежедневник.
— Копии всем?
— Ты быстро учишься.
Суейз кивнул:
— Со временем я собираюсь стать начальником полиции.
— Попутного тебе ветра.
— Хочу, чтобы мама мной гордилась.
— Если такова твоя цель, возможно, лучше остаться патрульным. Здесь еще пачка накладных…
— Вы хотите, чтобы всю информацию перенесли на более удобный для работы формат?
— Точно, — кивнул Дэн.
— И копии для всех.
— Может, ты станешь даже мэром.
— У меня уже есть слоган моей предвыборной кампании: «Давайте изменим наш город к лучшему».
— Почему нет? В последние тридцать лет точно такой же слоган срабатывал для каждого кандидата.
— Это…
— Чековая книжка.
— Вы хотите, чтобы всю информацию с корешков переписали и копии раздали всем детективам? Может, я смогу стать даже губернатором.
— Нет, тебе не понравится эта работа.
— Почему нет?
— Придется жить в Сакраменто [18] .
— А ведь вы правы. Я предпочитаю цивилизацию.
* * *
С обедом они припозднились, потому что пришлось прибираться на кухне. Воду для спагетти вылили: в ней плавали кусочки радиоприемника. Лаура вымыла кастрюлю, вновь наполнила водой, поставила на плиту.
К тому времени, когда они сели за стол, есть ей уже совершенно расхотелось. Она думала о радиоприемнике, в который вселился странный, демонический дух, и эти воспоминания напрочь отшибали аппетит. Воздух наполняли ароматы чеснока, томатного соуса, «пармезана». Но сквозь них пробивались запахи сгоревшего пластика и горячего металла, которые словно доказывали присутствие злого духа, какое-то время обитавшего в радиоприемнике.
Эрл Бентон съел больше, чем она, но ненамного. И говорил мало. Смотрел в основном на свою тарелку, сосредоточенно жевал, лишь изредка переводил взгляд на тот столик, где стоял радиоприемник. Присущая ему уверенность в себе уже не проглядывала. В глазах застыло отсутствующее выражение.
Мелани тоже смотрела куда-то далеко-далеко, но съела больше, чем Лаура и Бентон. Иногда жевала медленно и рассеянно, но, случалось, вдруг начинала набивать рот и торопливо, не разжевывая, все проглатывала, будто испытывала волчий голод.
Когда Лаура кормила дочь, то и дело вытирая соус с подбородка ребенка, она не могла не подумать о собственном детстве. Ее мать, Беатрис, была религиозной фанатичкой, которая не разрешала дочери петь, танцевать и читать книги, за исключением Библии и некоторых религиозных трактатов. Она вела жизнь отшельницы и приложила немало усилий для того, чтобы Лаура оставалась застенчивой, шарахающейся от всех, боящейся окружающего мира девушкой. И Беатрис, несомненно, только порадовалась бы, если бы Лаура стала такой, как нынешняя Мелани. Она бы истолковала кататонию как отвержение греховного мира плоти, как тесную связь с богом. Беатрис не просто не сумела бы помочь Лауре вернуться в реальный мир. Она бы не захотела это делать.
«Но я могу тебе помочь, сладенькая, — думала Лаура, вытирая очередной красный потек с подбородка дочери. — Я могу и хочу помочь тебе найти обратный путь в наш мир, Мелани. Только протяни мне руку, только позволь помочь».
Голова Мелани упала. Она закрыла глаза.
Лаура намотала на вилку очередную порцию спагетти, поднесла к губам девочки, но ребенок не отреагировал, возможно, даже заснул.
— Давай, Мелани, открывай ротик. Тебе нужно немножко поправиться, сладенькая.
Что-то громко щелкнуло.
Эрл Бентон оторвал глаза от тарелки.
— Что это?
Но, прежде чем Лаура успела ответить, дверь во внутренний дворик с силой распахнулась. Цепочку с хрустом вырвало из дверного косяка.
А щелкнул открывающийся врезной замок. И открылся он сам по себе.
Эрл вскочил, стул повалился на пол. Из внутреннего дворика за домом, из темноты и ветра, что-то вошло в дом.
* * *
В 21.15, поговорив с владельцем соседнего с «Пентаграммой» магазинчика и ничего не узнав, Дэн заглянул в «Макдоналдс» за обедом. Купил два чизбургера, большую порцию картофеля-фри, диет-колу и поел в седане, одновременно пытаясь найти Реджину Саванну с помощью установленного в автомобиле портативного компьютера.
Дисплей располагался на приборном щитке, под удобным углом, так что Дэну не приходилось нагибаться, чтобы прочитать появляющуюся на нем информацию. Клавиатуру аккуратно вмонтировали в консоль между сиденьями. За последние два года такими компьютерами оснастили все патрульные машины УПЛА и половину полицейских седанов, которые со стороны ничем не отличались от автомобилей частных владельцев. Портативные компьютеры по закрытой частоте были связаны с подземным, хорошо защищенным командно-коммуникационным центром полиции, а уж через него получали доступ к различным базам данных как государственных учреждений, так и частных компаний.
Откусив кусок чизбургера, Дэн завел двигатель, включил компьютер, ввел личный код доступа, вошел в базу данных телефонной компании, запросил номер Реджины Саванны по любому адресу в Большом Лос-Анджелесе.
Через несколько секунд на экране появились зеленые слова:
НЕ ЧИСЛИТСЯ: САВАННА, РЕДЖИНА
Он потребовал вывести на экран не включенные в справочник номера, отведенные Р. или Реджине Саванне, но и тут получил негативный ответ.
Бросил в рот несколько ломтиков картофеля.
Экран светился, терпеливо ожидая команды.
Он связался с департаментом транспортных средств и отдал команду на поиск водительского удостоверения, выданного Реджине Саванне. Такого удостоверения в Калифорнии не выдавали. Снова тупик.
Обдумывая новый запрос и наблюдая за проносящимися по улице автомобилями, он доел первый чизбургер. Вновь связался с ДТС и попросил отыскать водительские удостоверения, выданные всем Реджинам, второе имя которых было Саванна. Может, она вышла замуж, а девичью фамилию оставила, как второе имя.