— Я знаю.
— И ты видишь все эти места?
— Только чувствую.
— Даже если ты можешь там ходить?
— В действительности я там не хожу. Я вроде бы хожу… в идее этих мест.
— Не думаю, что ты смог хоть что-то прояснить для своего старого мамика.
— Может, когда-нибудь. Не сейчас.
— Тогда… как далеко находятся эти места?
— Они все здесь.
— Другие Барти и другие Агнес в других домах, как этот… и они все здесь.
— Да.
— И в некоторых из них твой отец жив.
— Да.
— И в некоторых я умерла в ночь твоего рождения, и ты живешь со своим отцом.
— В некоторых местах должно быть так.
— И есть места, где глаза у тебя в полном порядке?
— Есть множество мест, где у меня нет проблем с глазами. И множество мест, где все обстоит гораздо хуже, или не так плохо, как здесь.
Агнес так ничего и не смогла понять, но, как и неделю тому назад, на залитом дождем кладбище, почувствовала, что это не пустые слова.
— Сладенький, я вот подумала… можешь ты ходить там, где у тебя нет больных глаз, как ты ходил в местах, где нет дождя… и оставить опухоли в каком-то другом месте? Можешь ты пойти туда, где у тебя здоровые глаза, и вернуться с ними сюда?
— Так не получается.
— Почему?
Он задумался над ее вопросом.
— Не знаю.
— Но ты об этом подумаешь?
— Конечно. Это хороший вопрос.
Агнес улыбнулась:
— Вот и славно. Я люблю тебя, сладенький.
— Я тоже люблю тебя.
— Ты уже помолился на ночь?
— Сейчас помолюсь.
Помолилась и Агнес.
Лежала в темноте рядом со своим мальчиком, смотрела на окно, на лунный свет, прорывающийся в щелки жалюзи, думала о тех странных мирах, которые существуют наравне с ее миром.
Засыпая, Барти шепнул отцу, в тех местах, где Джой оставался в живых: «Спокойной ночи, папочка».
Вера Агнес подсказывала ей, что мир бесконечно сложен и полон тайн, и, так уж вышло, слова Барти о многовариантности исхода любого события поддержали ее веру и позволили уснуть.
* * *
В понедельник утром Агнес вынесла два чемодана через дверь черного хода, поставила на крыльцо и изумленно моргнула, увидев стоящий на подъездной дорожке желто-белый «Кантри Сквайр» Эдома. Он и Джейкоб укладывали в автомобиль свои чемоданы.
Они поднялись на крыльцо, взяли чемоданы, которые она поставила на пол.
— Я поведу машину, — сказал ей Эдом.
— Я сяду рядом с Эдомом, — добавил Джейкоб. — А ты поедешь с Барти, на заднем сиденье.
За прожитые годы братья ни разу не покидали пределов Брайт-Бич. Они нервничали, но не теряли решимости.
Барти вышел из дома с библиотечным экземпляром «Марсианки Подкейн». Агнес обещала, что прочитает ему этот роман в больнице.
— Мы едем все? — спросил он.
— Похоже на то, — ответила Агнес.
— Bay!
— Полностью с тобой согласна.
Несмотря на грозящие землетрясения, взрывы на автострадах грузовиков, набитых динамитом, торнадо, который мог в любую минуту обрушиться на побережье, дамбы, находящиеся на грани прорыва, ледяные ливни, которые могли пролиться с непредсказуемых небес, высокий процент вероятности резкого изменения наклона земной оси, они рискнули пересечь границы Брайт-Бич и отправиться в чужие и опасные края.
Когда они выехали на Прибрежную автостраду, Агнес начала читать Барти «Марсианку Подкейн»: «Всю жизнь мне хотелось побывать на Земле. Не для того, чтобы поселиться там — просто увидеть. Все знают: Терра — удивительное место для экскурсий, но не для жизни. Она абсолютно не подходит для человека».
На переднем сиденье Эдом и Джейкоб согласно кивнули: автор выражал их мысли.
* * *
В понедельник вечером Эдом и Джейкоб сняли две смежных комнаты в мотеле неподалеку от больницы. Они позвонили в палату Барти, чтобы сообщить Агнес номер телефона и доложить, что они побывали в восемнадцати отелях и мотелях, прежде чем нашли сравнительно безопасный.
Учитывая возраст Барти, доктор Франклин Чен договорился о том, чтобы Агнес могла провести ночь на второй кровати.
Впервые за много месяцев Барти не хотел спать в темноте. Они оставили дверь приоткрытой, и из коридора в палату падала полоска дневного света.
Ночь тянулась дольше марсианского месяца. Агнес то засыпала, то просыпалась от кошмара: ее сына отнимали у нее по частям: сначала глаза, потом руки, уши, ноги…
В больнице стояла тишина, изредка нарушаемая поскрипыванием туфель медсестер на резиновой подошве по виниловым плиткам пола.
На рассвете пришла медсестра, чтобы подготовить Барти к операции. Зачесала волосы назад и упрятала их под шапочку. Потом, воспользовавшись кремом для бритья и безопасной бритвой, сбрила брови.
После ухода сестры, когда они дожидались появления санитара с каталкой, Барти попросил:
— Подойди ближе.
Агнес и так стояла у кровати. Она наклонилась.
— Ближе.
Она склонилась к самому его лицу.
Барти приподнял голову и потерся носом о ее нос.
— Эскимо.
— Эскимо, — повторила Агнес.
— Заседание «Общества веселых приключений Северного полюса» открыто.
— Все члены в сборе, — согласилась она.
— У меня есть секрет.
— Ни один член общества никогда не разбалтывает чужие секреты, — заверила его Агнес.
— Я боюсь.
За свои тридцать три года Агнес часто доводилось собирать волю в кулак, но никогда раньше ей не приходилось прилагать столько усилий, чтобы остаться опорой для Барти и не дать слабину.
— Не бойся, сладенький. Я с тобой, — она взяла его крошечную ручку в свои. — Я буду тебя ждать. И всегда буду рядом.
— Ты не боишься?
Любому трехлетке она, наверное, солгала бы. Но ее чудесный ребенок, ее вундеркинд, сразу бы это понял.
— Боюсь, — призналась Агнес. — Но доктор Чен — прекрасный хирург, и больница эта очень хорошая.
— Долго продлится операция?
— Нет.
— Я что-нибудь почувствую?
— Ты будешь спать, сладенький.
— Бог наблюдает?
— Да. Как всегда.
— Кажется, он не наблюдает.