Где-то между описаниями пахлавы, гаты и алани подозрение стало столь велико, сомнения столь усилились, что в какой-то момент Целестина оторвалась от меню и голоском маленькой девочки залепетала:
— Может, это не то место, может, сейчас не время, может, время, но не место, может, место, но не время, может, и место, и время, но не та погода, я не знаю… Господи, послушай меня… но я действительно должна знать, можешь ли ты, хочешь ли ты, чувствуешь ли ты, я хочу сказать, чувствуешь ли ты то, что, как мне кажется, должен чувствовать…
Вместо того чтобы вытаращиться на нее — в общем-то, нормальная реакция на поведение человека, вдруг потерявшего способность ясно выражать свои мысли, — Уолли выхватил из кармана маленькую коробочку и пробормотал:
— Ты выйдешь за меня замуж?
Он оглоушил Целестину этим вопросом, серьезнейшим вопросом, аккурат в тот момент, когда она прервала свой лепет, чтобы набрать в грудь воздуха. И от его вопроса у нее перехватило дыхание, она точно знала, что не сможет дышать без помощи медиков, но тут Уолли открыл коробочку, представив ее взору прекрасное обручальное кольцо, от одного вида которого заточенный в легких воздух вырвался на свободу, и на выдохе, уже плача от счастья, она успела произнести:
— Я люблю тебя, Уолли.
Улыбаясь, но с тенью тревоги, которую Целестина разглядела даже сквозь слезы, Уолли спросил:
— Это означает… ты согласна?
— Ты спрашиваешь, буду ли я любить тебя завтра, послезавтра, всегда? Разумеется, Уолли, всегда.
— Я про то, чтобы выйти замуж.
Мысли Целестины путались, сердце выскакивало из груди.
— Разве ты меня об этом не спрашивал?
— А что ты ответила?
— О! — Она вытерла глаза. — Подожди! Дай мне еще один шанс. На этот раз у меня получится лучше, я уверена, что получится.
— У меня тоже. — Он закрыл коробочку. Глубоко вдохнул. Открыл. — Целестина, когда я встретил тебя, сердце у меня билось, но оно было мертвым. В нем царил холод. Я думал, оно уже никогда не согреется, но это произошло благодаря тебе. Ты вернула мне жизнь, и теперь я хочу отдать ее тебе. Ты выйдешь за меня замуж?
Целестина протянула к нему левую руку, которая так тряслась, что едва не опрокинула оба их бокала. -Да.
Они не подозревали, что их личная драма, во всей нескладности и красоте, привлекла внимание тех, кто находился в ресторане. И аплодисменты, и радостные крики, последовавшие за согласием Целестины, привели к тому, что от неожиданности она вышибла кольцо из руки Уолли, когда тот уже надевал его ей на палец. Кольцо упало на стол, они оба потянулись за ним, поймал его Уолли и на этот раз должным образом надел на палец Целестины под бурную овацию и смех.
Десертом их угостили за счет заведения. Официант принес четыре лучших блюда, чтобы не утруждать их маленькими решениями после того, как эти двое приняли большое и главное.
После кофе, когда Целестина и Уолли уже перестали быть в центре внимания, он указал на остатки десерта и улыбнулся.
— Я хочу, чтобы ты знала, Цели, что этих сладостей нам должно хватить до свадьбы.
Ее поразили и тронули его слова.
— Я безнадежно застряла в девятнадцатом веке. Как ты узнал, что у меня на душе?
— То же самое и в твоем сердце, а обо всем, что есть в твоем сердце, написано у тебя на лице. Твой отец обвенчает нас?
— После того, как очнется от обморока.
— У нас будет грандиозная свадьба.
— Грандиозной ей быть необязательно, — тут она соблазнительно улыбнулась, — но, раз уж мы собираемся подождать, тянуть с ней не следует.
* * *
От Спарки Том Ванадий получил мастер-ключ, который открывал замки квартиры Каина, но предпочитал не пользоваться им до тех пор, пока мог войти в квартиру иным путем. Ванадий прекрасно понимал: чем реже он будет появляться в коридорах, тем меньше будет вероятность встречи с жильцами. Внешность-то у него была уж больно запоминающаяся. Его появление могло стать предметом разговора между соседями, который мог услышать и женоубийца. А Ванадию хотелось поддерживать в
Каине убежденность в том, что тот имеет дело не с человеком из плоти и крови, а с призраком.
Он поднял окно на кухне и выбрался на площадку пожарной лестницы. Ощущая себя кузеном Фантома Оперы, шрамы на его лице безусловно заслуживали любви сопрано, Ванадий, окутанный ночным туманом, спустился на два пролета железных ступеней, к кухне квартиры Каина.
Все окна, выходящие на пожарную лестницу, защищал сандвич из стекла и сетки из толстой стальной проволоки, дабы квартиры не стали легкой добычей грабителей. Ванадий знал все хитрости домушников, но необходимости в использовании этих навыков не было.
Во время чистки, настилки нового ковра и малярных работ, последовавших после того, как страдающая поносом свинка, которую принесла одна из подружек Каина, уделала всю спальню, женоубийца провел несколько ночей в отеле. Нолли воспользовался этим моментом, чтобы вновь прибегнуть к услугам Джимми Ганниколта, Джимми Механика. По его просьбе Джимми снабдил окно секретным, невидимым постороннему глазу механизмом, открывающим его снаружи.
Следуя полученным инструкциям, Ванадий вел рукой по резному декоративному наличнику справа от окна, пока не нащупал торчащую на дюйм стальную шпильку диаметром в четверть дюйма. На шпильке имелись выемки, позволяющие уцепиться за нее двумя пальцами. Ванадий потянул за шпильку, и, как ему и сказали, встроенный механизм открыл запор.
Ванадий без труда поднял нижнюю половину высокого окна и проскользнул на темную кухню. Поскольку окно служило и запасным выходом, находилось оно невысоко над полом, что еще больше облегчило задачу.
Кухня не выходила на улицу, по которой Каин мог подъехать к дому, поэтому Ванадий зажег свет. Провел пятнадцать минут, изучая содержимое ящиков и полок, не искал ничего особенного, старался понять, как жил подозреваемый, но где-то в глубине души надеясь найти компрометирующие улики: отрезанную голову в холодильнике или завернутый в пластик килограмм марихуаны в морозильной камере.
Ничего такого не нашел, погасил свет и двинулся в гостиную. Свет зажигать не стал, окна выходили на улицу, и Каин мог заподозрить неладное, ограничился ручным фонариком, прикрывая лампочку одной рукой.
Нолли, Кэтлин и Спарки, конечно же, рассказывали ему об «Индустриальной женщине», но, когда луч фонаря отразился от лица из вилок и лопастей вентилятора, Ванадий вздрогнул от страха. И, не отдавая себе отчета, перекрестился.
* * *
Белый «Бьюик» плыл сквозь туман, как корабль-призрак по призрачному морю.
Уолли вел машину медленно, со всей осторожностью, какую можно ожидать от акушера, педиатра и новоиспеченного жениха. Дорога к Пасифик-Хейтс заняла в два раза больше времени, чем в ясную погоду.