– А почему ж она переменила фамилию?
– Она была очень экзальтированная натура. Прямо из Смольного института благородных девиц она пошла работать в ЧК. Ну и фамилия князей Шаховских там немножко мешала.
На следующей странице Борис нашел еще одну интересную фотографию. Какая-то другая девица, одетая по моде 30-х годов. И тоже очень красивая. Она идет по парку и катит впереди себя нарядное, из кожи и никеля, кресло для инвалидов, в котором сидит горбун с умным лицом, с огромной, как у марсианина, головой и маленькими, высохшими и мертвыми ногами. А рядом шагает герой Перекопа с шашкой и маузером.
– А это кто? – спросил Борис.
– Просто так, – пожал плечами Акакий Петрович, – общие знакомые.
Борис посмотрел на фотографию еще раз. Да, действительно общие знакомые. Ведь это красавица Ольга, жена Максима. Тихий ангел, после которого и началась вся эта чертовщина с Максимом. Ведь и этот горбун тогда тоже жил где-то около Петровского парка. Ольга из жалости, чтобы составить ему компанию, иногда катала его по парку. А Борис тогда ловил в пруду головастиков и удивлялся, зачем эта красавица гуляет с горбуном, про которого говорили, что он потомок знаменитого революционера декабриста князя Оболенского.
В переулке Энтузиастов пахло осенью, дождем и прелыми листьями. Когда Борис шел домой, ему стало немножко грустно на душе. Может быть, от этих старых фотографий, которые напомнили ему его детство и отеческий дом.
Все было так хорошо, пока не случилась эта чертова история с Максимом, где главную роль играла эта злосчастная Ольга. Хотя она и выглядела как бледный ангел, но ведь уже и до Максима из-за нее было два самоубийства. Сначала студент, который выстрелил себе в рот из нагана. А потом Завалишин, дальний родственник поэта Серафима Аллилуева.
Рядом с Ольгой, как пудель, постоянно крутился этот колченогий герой Перекопа в своих идиотских красных галифе. Как будто красавице Ольге нравилась эта компания горбунов и уродов. А с другой стороны около Ольги как змея все время увивалась эта княжна Шаховская-Орбели, кисейная барышня и чекистка. Такая трогательная дружба, прямо как в романах Чарской.
Но кончилось все это плохо. Ольга умерла загадочной смертью. А Максим от горя чуть не помешался. Потом умер и их ребенок. А Максим занялся сатановедением и всякой чертовщиной. Сидит, как доктор Фауст, зарывшись в свои средневековые книжки, и бредит про ведьм и ведьмаков.
Потом началась Великая Чистка, где подмели и героя Перекопа, и его сестренку. А чернокнижник Максим, теперь уже начальник 13-го отдела НКВД, сидит и хвастается, что это он их посадил – и за какие-то темные дела. Но что это за дела – молчит, так как это государственная тайна.
Тогда пьяный Максим бормотал, что Зинка Орбели – это помесь сатаны и антихриста, полукняжна и полумарсианка. А теперь трезвый Акакий Петрович подтверждает, что она вовсе не Орбели, а княжна Шаховская. Но и не княжна Шаховская, а чистокровная еврейка. И не Зинаида Генриховна, а Гершелевна. Такая путаница, что тут и сам черт не разберется. Но так или иначе, а вся эта темная история началась с красавицы Ольги. Тихий ангел, бледная вошь, которая завела Максима по ту сторону добра и зла.
Борис расправил плечи и вдохнул полной грудью свежий осенний воздух. Потом он раскинул руки и потянулся, как сильный, здоровый зверь. Так, что затрещало в суставах.
«Эх, как хорошо и просто все кругом, – подумал он. – И как только люди сами себе портят эту жизнь. Сами себе? Или одни другим?»
Когда-то в 20-х годах на окраине Ростова, в Нахичевани, жила дружная пожилая пара скопцов, Никифор Захарович и Аграфена Демидовна. Они принадлежали к небольшой колонии секты скопцов, которые остались в Нахичевани еще от царского времени. Это были простые люди, которых соседи уважали за их трудолюбие и готовность помочь ближнему.
Никифор Захарович держал пасеку и угощал соседских детишек медом, а про Аграфену Демидовну говорили, что у нее золотые руки и что дом у них – полная чаша. В этом доме не хватало только одного – детей.
Поэтому на старости лет Никифор Захарович и Аграфена Демидовна решили взять себе приемного ребенка. Тогда, после революции и гражданской войны, в детдомах было полно всяких детей. Они просто пошли в детдом и выбрали себе там подходящего мальчишку с рыжими вихрами. По документам малыш был круглым сиротой по имени Остап Остапович Оглоедов.
Маленький Остапка прижился в доме скопцов, и они полюбили своего приемного сына. Но однажды, искупав Остапку в корыте, мать сказала отцу:
– А ты знаешь, Никифор Захарыч, наш Остапка-то того… обрезанный.
– Ну и что? С людьми всяко бывает.
– Да, но ведь в Ростове полно евреев…
– Что ты, Аграфена Демидна. Ведь он на еврея совсем не похож. Да и фамилия у него русская.
– А может, он не чистый еврей, а того… с прожидью?
– Кто это знает? – развел руками Никифор Захарович.-Пущай это Господь Бог решает.
Когда мальчик немного подрос, он совсем забыл про детдом и стал задавать всякие вопросы. Чтобы не рассказывать сказки про аиста, приемные родители сказали Остапке, что его подбросили бродячие цыгане, которые оставили его на пороге их дома. В Ростове было много цыган, которым приписывали всякие трюки, и Остапка поверил этому.
Когда Остапка пошел в школу, он даже гордился этим и говорил, что он цыган. Но потом мальчишки стали смеяться:
– Какой ты цыган, коли ты обрезанный!
Когда Остап достиг юношеского возраста, он стал подозревать, что с ним что-то не в порядке: хотя сам он вырос огромного роста, больше всех своих сверстников, но половые – органы у него остались маленькие, как у ребенка. А мальчишки, когда их водили на общие медицинские осмотры, конечно, посмеивались:
– Эй, ты, гермафродит!
В душе Остап стал стесняться сначала мальчишек, а потом и девчонок. А внешне, чтобы компенсировать этот недостаток, он стал выкидывать в школе такие замысловатые фокусы, что вскоре приобрел себе двойную славу: первого хулигана – и первого труса.
Вскоре и приемные родители заметили, что с Остапом что-то не в порядке. Парень он был довольно смышленый и сообразительный, но в школе учился плохо. Вся его сообразительность шла на какие-то хитрости. И если он что-то делал, то всегда искал какие-то окольные пути.
– Ох, чуяло мое сердце, – вздохнула Аграфена Демидов-на. – Хотя рожа у него и русская, но душа, вэй, вэй, еврейская. Потому он и рыжий.
Потом в доме старого пасечника, который всю жизнь славился своей честностью, несколько раз появлялась милиция с обысками. Когда Остапа в конце концов арестовали и посадили в труддом для малолетних правонарушителей, Никифор Захарович печально покачал головой:.
– Ну вот, значит, Господь Бог так и рассудил. Это нам за наши грехи.
– Это не наши грехи, а чужие грехи, – сказала Аграфена Демидовна. – А мы за них расплачиваемся. Потому про рыжих и говорят, что Бог шельму метит.