– Печально как… Погодите, а вы что, бог?
– Само собой. Эх, Кентино, забыл ты меня. Я ведь бог Онто, демиург здешний. Только меня уже никто не почитает. Да и никого-то сейчас не почитают. Не до того теперь народу. Просчитались мы, Кентино, и за то себя очень упрекаем…
Викентий молчал, потому что молчание - основное состояние зомби.
– А еще мы перед тобой виноваты за то, что не уберегли твоих женщин. Ну, помнишь… Зверька такого пушистого, женщину-ветер и дочь племени вибути Онене Небуду…
– Не помню я про них…
– Ну, может, это и к лучшему. Потому что их поймали в джунглях и в жертву принесли. Так что даже хорошо, что ты не переживаешь… Слушай, Кентино!
– А?
– Хорошим ты был человеком…
– Да? Я был человеком?
– Был. И потому я, как самый несчастный и самый забытый бог этого проклятого племени вибути, хочу сделать тебе подарок.
– А что это?
– А ты ложись в могилу. Ложись, ложись, не бойся.
– Я и не боюсь. Мертвые ничего не боятся.
– Вот и хорошо. Лег? Молодец. А теперь вот тебе мой прощальный божественный дар: умри, Кентино.
– Мертвые не могут умереть,- сказал Викентий, поуютней пристраиваясь в могиле.
Демиург хмыкнул:
– А ты сможешь. Дарую тебе смерть. Крепкую и целительную, как сон. А потом…
Но Викентий уже не слышал бога Онто. Потому что принял его подарок. Пришла к нему вторая смерть. И была эта смерть похожа на сон.
После которого…
Просыпаешься…
Живым.
На свете нет такой женщины, чтоб ее не…
Остальное не важно.
Дон Жуан
Из рукописи С. Водоглазова «Русский незнамо где»:
«- Так для чего тебе доноры? - спросил я, разглядывая холеное и неземное личико своей воспитанницы.- Что ты у них забираешь?
Неземное личико исказилось вполне земной злобой.
– Какое тебе дело?!
– А вот характер у меня такой непокладистый,- ответил на это я.- Люблю во все совать свой нос. Особенно предпочитаю такие дела, в которых почти пять десятков пацанов и девчонок попадают в президентский дворец и больше о них ни слуху ни духу. Где они? Что ты с ними сделала?
– Тебя это не касается.
– Еще как касается. Я твой наставник, не забывай. Имею полное право знать, как себя ведет моя воспитанница. Не делает ли чего антигуманного, противозаконного и вообще… Соответствует ли своей Функции, будучи ее Производной. А? Как насчет соответствия?
– Хорошо… - бледно улыбаясь, сказала мне Клёвая Фенька, то есть теперь, пардон, Фаина Фартова, президентша и великая милостивица.- Я объясню. Но это долгий разговор. А ты наверняка устал с дороги. И проголодался. Я же чувствую.
Ну, тут она была права, ничего не попишешь. Я вообще-то с тех пор, как в этом времени оказался, толком ни разу не поел, вроде того хоббита, что волок волшебное кольцо в доменной печи расплавить. И я решил, что хороший обед и впрямь мне не помешает.
– Задабриваешь,- сказал я.- Прикормить хочешь. Лишить бдительности.
– Ничего подобного,- ответила Государственная Девственница.- Просто выполняю свои обязанности.
– Это как?
– Я ведь должна быть милостивой, верно? И творить дела сострадания, так? Не об этом ли ты говорил мне, дорогой наставник?
– Допустим,- осторожно сказал я.- Но сначала я хочу знать…
– После обеда,- улыбнулась Государственная Девственница.- Я должна достойно принять такого дорогого гостя.
– Нежданного…
– В племени вибути говорят: «Чем гость нежданней, тем он ценней»,- повела идеальной бровью президентша Фаина.
– Хм, а я думал, ты на российский фольклор перешла. У нас говорят: «Нежданный гость - что в горле кость».
– Вы, русские, всегда были довольно грубым народом,- уколола Государственная Девственница.- Но теперь я исправила это положение. Теперь русские - самый милосердный и гостеприимный народ…
– Русских теперь вообще нет,- напомнил я и посмотрел на красавицу Фаину таким взглядом, от которого она точно бы распалась на молекулы, будь мой взгляд должной убойной мощи.
– Довольно разговоров,- отмахнулась Государственная Девственница.- Будем обедать.
Она взяла с допотопного письменного стола сверкающий колокольчик из чистого золота и позвонила. Звон, казалось, разнесся по всему президентскому дворцу. Немедленно открылась дверь. В кабинет вошла давешняя девушка-фуксия с леечкой в руках.
– Что угодно госпоже? - почтительно спросила девушка-фуксия.
– Обед для меня и господина донора.- Пальчик Фаины указал в мою сторону.- Обед Великой Милости. Немедленно.
– Будет исполнено, госпожа,- безучастно ответила девушка-фуксия и вышла, не удостоив меня даже взглядом.
– Я был бы тебе очень признателен,- сказал я,- если бы ты не называла меня донором, Фенька.
– Ты прав. Какой из тебя донор! - усмехнулась она.- Ты ведь не соответствуешь двум главным условиям, по которым отбираются Доноры Долга Милости.
– А именно?
– Возраст.- Фаина-Фенька вольготно уселась в не первой свежести кресло. Я остался стоять: окружающий интерьер смотрелся не настолько правдоподобным, чтобы можно было позволить себе войти с ним в непосредственный контакт.- Тебе далеко не двадцать лет, почтенный наставник. Ты и тогда, в племени вибути, был далеко не молод. А теперь еще прибавь к этому возрасту то время, на которое ты перенесся в будущее…
– Я понял. Насчет возраста я никогда не обольщался. Но, согласись, детка, выгляжу я бодренько. Иначе как бы меня приняли в ряды Доноров? Пропустили в твой дворец?
– Слабеет бдительность на местах,- развела руками Фаина-Фенька.- Ладно. Все виновные будут наказаны. За недогляд.
– А ты их лучше помилуй,- посоветовал я.- Все-таки они к тебе пропустили не кого-нибудь, а твоего истинного наставника и воспитателя.
– Логично,- постукивая пальчиками по лопнувшей обивке кресла, кивнула Фаина-Фенька.
Мы несколько секунд помолчали, наполняя это молчание чем-то очень глубокомысленным. Будь мы ковбоями, мы бы наполняли это молчание многозначительным щелканьем взводимых курков. Будь мы самураями, это молчание полнилось бы шелково-стальным шелестом стремительно вынимаемых из ножен мечей… Но нам не повезло с ролями. Не было в этих ролях ничего ковбойского, самурайского и вообще благородного. И я сказал, грубо ломая хрупкую тишину:
– А каково второе условие?