– Что? - не сразу поняла Фаина-Фенька.
– Ты сказала, что я не соответствую статусу Донора Долга по двум параметрам или условиям. Первое - возраст. А второе?
– Ах, ты об этом… Нет ничего проще. Девственность.
– М-м?
– Ничего непонятного. Физиологическая девственность и моральное целомудрие - вот необходимые параметры Доноров Долга.
Меня аж закоротило от удивления.
– И что, в твоей Уральской республике нашлось целых пятьдесят девственниц и девственников?!
– Сорок восемь,- поправила меня Фенька.- Нашлось. Их проверили на… соответствие, и теперь они исполняют свой Долг.
Я улыбнулся со стиснутыми зубами:
– А вот здесь мне нужны подробности, дорогая госпожа президентша.
– Только после обеда, наставник. Сейчас ты голоден и раздражен. А насытишься, и станешь смотреть на мир более милостивыми глазами.
– Милостивыми?
– Да. И никак иначе.
Дверь президентского кабинета отворилась. Я ожидал нового появления девушки-фуксии, но вместо нее нарисовалась девица, манерами и видом более походившая на мексиканский кактус. Я так понял, что эта красотка - из личной охраны госпожи президентши.
– Обед готов, Ваша Милость,- бойко отрапортовала кактусоподобная девица.
– Идем, Верзила,- сказала мне с милой улыбкой Государственная Девственница.- У меня отлично готовят. Тебе понравится.
Трапезная госпожи президентши не отличалась изысканностью интерьера. Помпезностью - может быть. И прямо-таки болезненной страстью к тропической флоре.
– Пальмы настоящие? - на всякий случай пошутил я.
– Разумеется,- отрезала Государственная Девственница.- Растут благодаря моей милости и неусыпным заботам штатных садовников. А чем тебе не нравятся пальмы?
– Слишком много с ними связано воспоминаний…
– Я не человек,- улыбнулась Государственная Девственница.- Поэтому своими воспоминаниями распоряжаюсь, как хочу. И, если надо, держу их на крепкой привязи. Прошу, располагайся.
Я огляделся и испытал мощный приступ дежа вю. Что-то было в этой комнате такое… Что-то… Похожее, словно… Словно, когда-то она приснилась тебе во сне и осталась в уголке сознания, как оторвавшаяся от рубашки пуговица закатывается в недра платяного шкафа…
Стены комнаты (там, где их не загораживали пальмы) были выкрашены в насыщенный терракотовый цвет и увешаны экзотическими масками всяких размеров и расцветок. В одной из масок я узнал богиню Ар - слишком похожи были клыки… А еще у стен стояли чучела леопардов, львов и даже крокодилов. У большого панорамного окна, сейчас занавешенного легкой и светлой как кисея тканью, размещался стол, накрытый к обеду…
– Прошу,- повторила свой приглашающий жест Государственная Девственница и сама подошла к столу. Села, не дожидаясь меня, и сказала капризно-детским голоском: - Верзила, долго мне тебя дожидаться? Я есть хочу!
Я сел за стол, словно в трансе. И смотрел на свою визави во все глаза. Потому что она - видимо, для того, чтоб добить меня окончательно,- менялась. Медленно, постепенно и со вкусом она превращалась из взрослой светлокожей и русоволосой красавицы в шоколадно-смуглую, бойкую, как брызги шампанского, восьмилетнюю девочку, способную вить веревки из своего наставника. То есть из меня.
Она преобразилась в ребенка, совершенно твердо зная, что так мне будет гораздо труднее…
Что?…
Ничего.
Просто - гораздо труднее.
– Верзила! - воскликнула она звонко.- Что ты дуешься! Это же просто игра! Давай есть, я ужасно голодная!
Стол от яств, конечно, не ломился. Но было чем угодить изголодавшемуся чреву.
Госпожа президентша положила себе на тарелку салат и что-то вроде мясного рулета, насмешливо глянула на меня:
– Что не ешь, Верзила?
– Наверняка все отравлено,- стараясь попасть ей в тон, сказал я. Вспомнил про одну ее старую шуточку.
Государственная Девственница с аппетитом уминала салат.
– Конечно, отравлено,- некультурно прочавкала она.- А как иначе? Я же должна от тебя избавиться как от надоедливого воспитателя, правда?
– Само собой,- согласился я и взял себе жаркого с зеленью. И еще налил вина. Кстати, и то и другое на вкус было просто небожительным.
– Великолепно,- искренне сказал я.- Президентскому повару мои аплодисменты.
– Я передам,- кивнула Фаина-Фенька.
Я расправился с жарким и смел под такое дело рыбное ассорти, сырный рулет с кориандром, филе бекаса с ананасом и еще всякой всячины. При этом, естественно, пил. И наблюдал за Государственной Девственницей. Та тоже не страдала отсутствием аппетита и жажды, крепкое вино дула наравне со мной, как взрослая (хотя какой у нее на самом деле возраст?), рассказывала анекдоты и жаловалась на проблемы своей внешней политики. Словом, превратилась в душку-очаровашку, и я просто не понимал, с какой стати я некоторое время назад ее капитально ненавидел…
– Ну что,- сказала, поминутно хихикая, Государственная Девственница,- ты доволен?
– Сыт, пьян и нос в табаке,- подтвердил я.- П-повару п-привет.
– Передам,- кивнула Государственная Девственница.- Не вопрос. Ну а теперь…
– М-м?
– Теперь, Верзила, хочешь ты узнать, для чего нужны мне доноры?
– Само собой,- пьяно икнул я.- Мне энто оччень любопытственно.
Если вы полагаете, что я, извиняюсь за выражение, крупно нажрался и оттого не контролировал ситуацию, то вы совершенно ошибаетесь и не знаете меня, хитрого Степана Водоглазова. Да, у меня образовалась некоторая слабость в ногах и общая вялость в теле, но ум был трезв, расчетлив и холоден. Так что пьяное икание - это умелая имитация, ничего больше. Разумеется, я ждал момента истины - момента, когда Государственная Девственница, обманувшись моим нетрезвым видом, раскроет наконец свою Государственную Тайну.
– Скажи, Верзила,- задушевно начала Фаина-Фенька, вертя в детских своих пальчиках изящный хрустальный бокал,- а я сильно изменилась?
Ох, что-то клонит меня в сон… Надо быть бодрым!
– Изменилась, конечно,- резво ответил я,- И дело даже не во внешности. Ты почувствовала, что получила реальную власть. Не такую, как в государстве Вибути. Там ты была кем-то вроде ангела-хранителя…
– Кого?!
– В общем, не важно. А здесь ты - президент. Все по твоей воле делается. По твоей власти. И власть тебя сделала другой.
– Какой именно другой? - остро глянули на меня нечеловеческие глаза.
Я сумел-таки уложить пространную аналитическую речь в одно слово:
– Немилостивой.