Клон. История любви | Страница: 70

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— По слухам, он очень изменился, это уже не тот Лукас, которого мы знали.

— И какой он?

— Я не знаю, я не видела его. Но будто бы он не так хорошо относится к людям, как раньше, когда мы с ним познакомились.

— Но почему?

— Ты не верила, когда дядя Али говорил, что западные люди изменчивы, да? Они отличаются от нас... Мохаммед — это Мохаммед, и до смер­ти останется Мохаммедом, Саид — это Саид, и до смерти останется Саидом, а эти люди нет. Они все время меняются. Они не исполняют законов, как мы исполняем предписания Корана. Они все время экспериментируют, все время меняют свои-маски...

— Я не могу представить себе другого Лукаса. Для меня он тот Лукас, который был раньше: тот же взгляд, те же жесты, те же волосы, то же серд­це... Лукас, которого я любила и люблю, и когда я буду вспоминать его, я буду вспоминать его та­ким, — в глазах Жади стояли слезы надежды, а лицо светилось улыбкой.

Латиффа с жалостью погладила сестру по щеке. Все возвращалось на круги своя...

Лукасу было по-прежнему наплевать, что про­исходит в его доме. Ему было все равно, кто ста­нет женой его отца. Он вяло поинтересовался, не дают ли о себе знать марокканцы, но пока ника­ких новостей не приходило. И вдруг телефон сно­ва зазвонил. Трубку одновременно взяла и Маи­за, в спальне, и Лукас, в кабинете.

— Лукас... — сказал женский голос.

— Я же просил тебя не звонить домой!

— Я ждала вчера тебя...

Маиза положила трубку и направилась в каби­нет к мужу. Выслушала его объяснения, что зво­нил Тавиньу. Муж ушел, а Маиза принялась зво нить своей подружке из ювелирного, некой Ма-гали. И попросила ее принести самые дорогие вещи из последней коллекции.

— Опять покупаешь драгоценности, скоро их уже некуда будет складывать, — с укором сказа­ла Далва.

— Лукас любит делать мне подарки, и, на­сколько я понимаю, это зависит от его поведения. Скоро я открою ювелирный магазин, — в глазах Маизы стояли слезы беспомощности и страха. — Я волшебница, я превращаю слезы в бриллиан­ты, — горьким смехом засмеялась она над собой.

В офисе Лукас сразу наткнулся на бодрого Та­виньу.

— Тебе нужно потренироваться! — внезапно посоветовал друг. — Займись спортом, ты совер­шенно за собой не следишь.

Лукас равнодушно отмахнулся. Его давно уже не волновала собственная внешность.

— Ты будешь очаровывать самых красивых женщин, почувствуешь себя лучше, — убеждал Тавиньу.

— Это обман, потому что люди с возрастом ме­няются, но их представления о себе остаются прежними. Мне становится страшно, когда гово­рят, что я изменился, я этого не чувствую.

— Я думаю, что о себе надо заботиться. Время не жалеет людей, — слова друга вдруг отнесли мысли Лукаса в другую сторону.

А она? Какая она сейчас? Я могу представить ее только такой, как раньше... Она для меня навсегда только такая... — он вспомнил встречу с Жади в развалинах, когда она танцевала для него.

Вечером дома Лукас устало опустился в крес­ло, разглядывая свою фотографию с братом, сто­ящую на тумбочке.

— Я принесла сок для моего сыночка. Ты вспо­минаешь Диогу? — спросила нянюшка, присажи­ваясь рядом.

 — Далва, ты думаешь, я изменился? Если бы ты не видела меня с того дня, как погиб Диогу, а сейчас бы встретилась со мной, ты бы заметила изменения?

— Для меня ты такой, как был раньше. Получ­ше этих красавцев! Некоторые говорят, что сень­ор Тавиньу просто неземной красоты, а по мне он рядом с тобой — ничто! — заявила служанка.

— Ты не видишь этот живот? У меня раньше его не было. У меня полно седых волос, как у папы, а у Тавиньу нет ни одного, — заулыбался Лукас.

— Ну и что? Седые волосы, подумаешь! А по­чему ты так беспокоишься? Так ведет себя муж­чина, который влюбился, — подозрительно заме­тила Далва.

— Я просто вдруг затосковал по тому Лукасу, — объяснил Феррас.

Няня махнула рукой и ушла. А Лукас продол­жал думать...

Жади сидела на кровати, внимательно и весь­ма критично рассматривая свое отражение в зер­кале. Вошла Латиффа.

— Ты говоришь, что я не изменилась... Мне так не кажется, — испуганным тоном сказала Жади сестре.

— Да ты стала еще красивей, женственней, элегантней! По-моему, я тоже похорошела с тех пор, — объявила Латиффа.

— Наверное, это тяжесть пережитого. Даже если все наладилось, все нормально всегда есть тоска... Тоска по утраченному... Она в душе...

Латиффа села рядом с сестрой.

— Уж не думаешь ли ты встретиться с Лука­сом?!

— В тот день, когда Саид выбежал на улицу с кинжалом, чтобы убить Лукаса, я поклялась Ал­лаху, что если Лукас останется жив, я никогда даже не взгляну на него. И не взгляну! — серь­езно сказала Жади. — Я знаю, на что был спо­собен Саид тогда, а сейчас он способен на боль­шее.

Сестры обнялись. Жади Огляделась, будто что-то искала, и спросила:

— Где наши дети?..

Амим катался на улице на велосипеде. К нему подошла Одетта и спросила, женат ли Мустафа.

— Он отказался от своей жены, — ответил мальчик и поехал дальше.

Кадижа и Самира сидели в беседке и разгова­ривали.

— Я мечтаю носить платки, выйти замуж и иметь много золота! — призналась Кадижа.

— А я хочу надеть топик и коротенькую юбоч­ку, чтобы оторваться на дискотеке, — призналась Самира. — Но замуж я не хочу, я собираюсь учиться.

Кадижа скорчила гримасу. Ведь это очень пе­чальная участь — остаться незамужней. Сестры явно не понимали друг друга.

Саид и Жади неожиданно встретили в рестора­не доктора Албиери, и он подсел за их столик.

— Я давно не был в Марокко, — вздохнул про­фессор и посмотрел на Жади. — А ты была зна­кома с моими крестниками — Лукасом и Диогу?

Похоже, ученый уже все забыл...

Саид пристально рассматривал взволнован­ную молчаливую жену. Ученый еще немного повспоминал о своей дружбе с Али и раскла- нялся.

— Он милый, правда? — сказала Жади, чтобы оборвать тревожное молчание.

— Крестный Лукаса, — с натянутой улыбкой ответил муж.

— Это не повод, чтобы ревновать...

— Ты в последнее время сильно изменилась, — упрекнул он жену.

— Это пытка, понимаешь?! Это пытка! Поче­му ты так поступаешь? — она взорвалась и ушла из ресторана.

Саид остался разговаривать со своими деловы­ми партнерами.

— Почему ты так себя вела? —. сурово спросил он, вернувшись в гостиницу.